Испытание верностью - Арина Александер

не могла оставаться безучастной к любой, брошенной в её сторону реплике. Егору это нравилось. Видела, чем больше она брыкается, чем больше язвит, выпуская пускай и короткие, но всё же ноготки, тем сильнее он стремился сломить её. Подчинить себе. Ничего не могла с собой поделать. Ничего. Реально боялась, что превратится в безвольную куклу.

И только оказавшись в своей комнате, всячески избегая столкновений с отцом, смогла дать волю скопившимся за день эмоциям. Плакала долго и горько. А скользящая по животу рука орошала целительным бальзамом разорванное на части сердце и дарила долгожданное умиротворение.

Глава 10

— Что ты решил, Егор: движешься по уготовленному пути или бросаешь всё к чертям собачьим и занимаешься только бизнесом?

Андрей Вениаминович посмотрел на сына, рассматривающего белые облака, и удивился его собранности. У него бы чесотка началась от нетерпения, а Егор спокойно выкурил сигарету и с таким же спокойствием отправил её в урну. 

— А у меня есть выбор? — вопросом на вопрос. Что толку определяться, когда даже столичные, мягко намекнули на его кандидатуре. Тут нужно быть полным идиотом, чтобы пойти против такой силы в одиночку.

— Ещё скажи, что тебе не мило мэровское кресло? Егор, да ты прирожденный управляющий, — не унимался Студинский-старший, пытаясь донести свою мысль. — Все это чувствуют, поэтому и бесятся. А такие как Бердник всегда прикроют, помогут в трудную минуту. Тебе ли не знать его возможностей? И сам мог оказаться на его месте, но захотел пойти честным путем. А нет его, честного пути. Кругом сплошные на*бки. Подумай, — перевел дыхание, заметив, что сын так и смотрит в небо, — какие перспективы могут открыться в дальнейшем.

Егор всё же посмотрел на отца. Перспективы? Так он и так не бедует. Власть? Так за неё ещё не одну глотку придется перегрызть. И каждый день, каждый грёбанный божий день отстаивать право сильнейшего путем жесткого контроля. Да у него врагов больше чем друзей. Друзей что, на пальцах пересчитать можно, а врагов – полгорода.

— Бердник ведь не просто так жопу рвет, — произнес устало. — Он выгоду чует.

— Правильно. А что в нашей жизни даром? Кто способен просто так пошевелить пальцем? Егор, ты ведь бизнесмен и при чем толковый, что не так? Куда подевалось стремление возродить город, запустить предприятия?

А хрен его знает. Устал, наверное. Запутался. И в себе, и в жизни. Сколько её там осталось?  

Андрей Вениаминович сверлил сына голубыми глазами и ждал ответа. Егор понимал, что время работает против него: неделя пролетела – не успел и глазом моргнуть. В конце октября выборы, а он ещё не определился. Люди за ним стоят. Простые, безработные, задолбанные безденежьем и выживанием в нищете. Не местные братки важны. Не отец со своими столичными банкирами. Не возможность засветиться в высших эшелонах власти. Нет. Если он и рискнет, то только ради оказанного доверия, которое обязан, вынужден оправдать. Рискнет ради детдома, которому можно будет провести отопление за счет государственных денег; парка, который можно будет восстановить, отдав «за заслуги» Генке; угля, который вывозится из шахт в порт, а потом завозится своим же за баснословные деньги. Да и Удовиченко никуда не делся. Ни сегодня так завтра вернется и притащит за собой тяжелую артиллерию. И будет не важно, мэр Егор или просто лидер партии – начнется бойня, в итоге которой в этом городе останется кто-то один.

— Будь готов к тому, что я отберу «Уголь», — ответил Егор одним махом на все заданные вопросы.

Отец, было, радостно встрепенулся, а потом напрягся. Непонятно толком, что там у сына случилось с Удовиченко. Скорее всего, не желание поступаться в силе, но то, что Егор начал сметать всех поголовно – настораживало. Добром это не кончится.

— Не подставляй меня так перед Семёном. Я начинал с ним. Мы через многое прошли вместе.

— Мне глубоко наплевать, кто с кем начинал, — сухо заметил Егор, полоснув по отцу холодным взглядом. — Со мной только так: или в друзьях, или…

Не закончил. Если обстоятельства сложились так, что у него не осталось выбора, тогда и действовать он будет своими методами.

— Ты хоть понимаешь, на что идешь? Из-за чего вообще сыр-бор? И Молокова прессуешь. Так нельзя.

Егор не собирался отвечать. Вместо этого окинул взглядом парк, прикинул, сколько времени, если вдруг действительно пройдет, понадобится на его восстановление. Чувствовал пристальный взгляд отца, выедающий мозг, но старался держать себя в руках. Не вспылить бы.

Андрей Вениаминович тяжело вздохнул, смиряясь с бетонной решительностью сына.

— Ладно, действуй, раз у тебя всё давно расписано. После захвата решишь, как быть дальше и кого поставить у руля. Но Егор, — против желания голос дрогнул, — не забывай: сегодня они тебя – завтра ты их. А потом всё по кругу. Запасной жизни нет и не будет.

— Мне нечего терять, — констатировал Егор, повернувшись к машине, давая понять, что больше не желает говорить на эту тему. Сейчас его волновало совсем другое. — Ты к матери собираешься?

Андрей Вениаминович не успел отойти от настроя сына, как тот уже сменил тему. Ехать к жене хотелось меньше всего. Да и какая она ему жена, если не живут вместе хрен знает сколько. Так, в паспорте штамп. Не более того.

— А нужно? Боюсь, только растрою.

Егор горько улыбнулся, открывая дверцу.

— А ты не бойся – возьми и навести. Она спрашивала о тебе. Переживает за сердце. Просто наведайся, просто поговори, пока тебя помнят. Потом будет поздно.  

Не стал задерживаться – пора возвращаться в офис. С отцом попрощался натянуто. Впрочем, как всегда. Время всё расставило по своим местам. Он уже не тот вспыльчивый парень, пытающийся прыгнуть выше головы, лишь бы доказать всему миру, что он сын своего отца.  И ведь прыгал, шел напролом, добивался поставленных целей. Сам. Без его поддержки. И сейчас все его советы, все опасения воспринимались Егором как что-то далекое. Единственный человек, кто искренне за него переживал, кто вспоминал о нем, думал и молился – мать. Вот чье слово, наставление, совет – важнее всего. Всё остальное – видимость. Отец вряд ли бы приехал, если бы не «дипломатическая, миротворческая миссия». Передача, так сказать, благословление свыше. А он не нуждался ни в чьем протежировании. Пошли они все на хрен.

В последние дни Егор чувствовал себя чересчур напряженным. Он бы мог объяснить это состояние каждодневным стрессом,