Черно-белый танец - Анна и Сергей Литвиновы

– «Запорожец», – отшутился Сеня.

– Нет правда?! Ну, скажи, ну!… Пожалуйста!…

Официант немедленно забрал у Насти букет: «Я поставлю его для вас в воду». Настя украдкой улыбнулась. Глядя на взбудораженного сына, она поняла, что отцовский подарок заставит его напрочь забыть о ее рассказе и о прошлом их семьи… «Но когда-нибудь, – подумала она, – Николенька снова вернется к этой теме… Ну, что же – вернется так вернется… Тогда – продолжение следует…»

Видно, также считал и Николенька. Он сказал, продолжая прерванный разговор:

– Меркантильная ты, мамуль. И избалованная. Подумаешь, съемная квартира!

– О чем это вы? – удивился Сеня.

– Да я рассказала Николеньке… помнишь, мы же договаривались – рассказать ему все – на восемнадцать лет. – Она многозначительно посмотрела на мужа.

А Николенька продолжал гнуть свое:

– Ну и подумаешь, что ободранная. Ну, с тараканами. Зато, – сын сладко улыбнулся, – зато – почти своя! Как это там вы в ваше время говорили? «Чистый флэт на найт»?

Арсений не удержался – фыркнул. Настя шутливо прикрикнула на сына:

– Николай! Я тебе – о серьезных вещах рассказываю! А у тебя – одно на уме. Флэт… на найт…

– Ну, мам… – пробасил сынуля. – Нам же с Ксюшкой надо где-то встречаться!

– Вырос, – констатировал Сеня.

– Вырос, – согласилась Настя.

А Николенька вкрадчиво сказал:

– Раз вырос – давайте вина наконец закажем. Винище тут – зашибенное!

– А ты откуда знаешь? – подозрительно спросила Настя.

– В меню ж написано! – снисходительно буркнул сын. – Бордо. Божоле. Каберне Совиньон.

– Ладно, – согласился Арсений. – Возьмем бутылку. Только ты, Николенька, особо не налегай. А то похмелье будет.

Сын снисходительно посмотрел на папу. На хитрой физиономии читалось: «Да разве с таких доз похмелье бывает?!» Но вслух он покорно произнес:

– Хорошо, я чуть-чуть. Действительно, мне в институт завтра…

Официант заказу обрадовался – французские вина стоили отнюдь не дешево. Наполнил бокалы. Неслышно отошел.

Челышевы чокнулись:

– Ну, за тебя, Коленька. За твои восемнадцать, – растроганно сказала мама.

– Хороший у меня вырос сын, – гордо провозгласил папа. – Красавец. Умница.

– Ну вы смешные, ей-богу, – смутился Николай. – Развели сюсюканье… Впрочем, что от вас еще ждать? Не жизнь у вас – а сплошная мыльная опера. «Санта-Барбара» на российских просторах.

– Да, любовный сериал, – усмехнулась Настя. – Двести двадцать восемь серий.

– А когда следующая будет? – лукаво спросил сын. – Про то, как вы дальше жили? Все прочие годы? С восемьдесят девятого по ноль-ноль-третий?

– Продолжение следует, – улыбнулась Настя.

– Н-да, никогда бы не подумал… – протянул сынуля. – А глянешь на вас – с виду такие обычные…

– …Обыватели, – закончил его мысль Арсений.

– Тавтология, – заклеймила Настя. – «Обычный» и «обыватель» – слова с одним корнем.

– Пардон. Университетов не кончал, – привычно отбился Сеня.

– Так ты что, папуль? – изумился сын. – Так и остался без диплома? А кто мне в десятом классе мозги компостировал, что без высшего образования – никуда?!

Сеня скривился:

– Конечно, никуда… Но у меня ж была судимость… И только потом…

Николенька восхищенно посмотрел на отца и перебил:

– Ты так спокойно об этом говоришь. В смысле – о судимости. Слушай, а почему у тебя татуировки нет? Вон, Темка из тридцатой квартиры с зоны пришел – весь разрисованный!

– Только татуировок ему и не хватало! – строго сказала Настя. – И так набрался там опыта. Представляешь – однажды марухой меня назвал!

– Маруха? А кто это? – развеселился сын.

– То же самое, что и марьяжница, – серьезно сказал отец. – Ну, подруга, пассия…

– А еще он там вилку держать разучился, – наябедничала Настя. И совсем тихо добавила: – Впрочем, и без того никогда не умел…

Сеня неохотно переложил вилку в левую руку. Подмигнул сыну.

– Давайте за вас теперь выпьем! – предложил Николенька. – За вашу неземную любовь! Мам, а ты что, правда ушла из дома без ничего?

– В одном пальто, – подтвердила Настя, чокаясь с сыном. – И в нем же потом ходила – целых два сезона.

– И все мои игрушки тоже там остались? Я ничего не помню, совсем…

– Не помнит он! – шутливо возмутился Арсений. – Неужели не помнишь? На следующий же день ты потащил меня в «Детский Мир». В магазинах-то тогда было пусто, одни пластмассовые машинки. Ты расплакался. И мы пошли к бабкам – они по подворотням на Кузнецком мосту торговали. Ох, и разорил же ты меня! Вся заначка – до копейки – ушла! – Он улыбнулся, передразнил: – Дядя Сеня, мне нузен вон тот глузовик. И есе – вон тот лафик!

– Да ладно, пап! Не было такого! И дядей Сеней я тебя никогда не называл!

– Я очень хорошо помню, когда ты в первый раз назвал его папой, – задумчиво произнесла Настя. – Тебе тогда четыре годика было. Ты заболел ветрянкой. Тяжело болел, с высокой температурой. А у меня на носу госэкзамены. Пятьдесят, кажется, билетов по три вопроса – и неделя на то, чтоб все выучить. А тут – ты болеешь. Я хотела перенести экзамен на осень, но папа не разрешил. Взял на работе за свой счет и сидел у твоей постели неотлучно. А меня в другой комнате запирал на ключ. Чтобы я к тебе не рвалась, от занятий не отвлекалась.

– У тебя только температура чуть спустится, – подхватил Сеня, – так ты сразу требуешь в настольный хоккей с тобой играть… Ух, и ненавижу же я с тех пор этот хоккей!

– А я все же успела подготовиться, сдала «гос» на пятерку. Иду домой, довольная, апельсины тебе несу – а ты ко мне с порога бросаешься: «А мне папа лепесинов уже купил!»

– Дилемма была: денег ровно на курицу. Или на апельсины. Но курицы ты не хотел… – вздохнул Сеня.

– Да я и сейчас предпочитаю сациви из осетрины! – важно сказал сын.

– Ты знаешь – я тоже! – согласился с ним Сеня.

– И я! – присоединилась Настя.

У столика тут же вырос официант:

– Три сациви из осетрины?

– Да, будьте добры, – кивнул Сеня. – Сначала – сациви, а потом, пожалуйста, – музыку.

– Танцевать желаете? – уточнил официант.

– Конечно, танцевать, – улыбнулся Арсений. – Времени у нас много.