Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - Вадим Гольцев

«В Джаркенте находится тремя детьми жена бывшего полковника Асанова, перешедшего сторону Советской власти и активно способствовавшего переходу Северной армии нашу сторону. Окажите содействие выезду её в Верный, предварительно снестись с даотаем[268], так как она пользуется его покровительством. Фурманов»[269].

«По переходу большей части армии к советской власти, Анненков с остатками армии удалились в горы китайские. С отрядом следовало около 35 семей офицеров отряда. 8 мая (1920 года. — В.Г.) Анненков приказал всем семьям офицеров выехать в пределы Китая, для чего собраться походным порядком у аула киргиза Канагата, находившегося в расположении лагеря. Неявившимся угрожали суровыми репрессиями. Быстро собравшись, с детьми и спутницей Остроумовой выехала к указанному месту. На пути нам встретились знакомые офицеры: командир эскадрона есаул Владимир Стародубцев, штабс-капитан Сухобрухов, поручик Сельянин. Стародубцев многозначительно сказал мне:

— Ваши лошади устали! Вы не поедете дальше!

А накануне он мне сказал:

— Если хотите сохранить жизнь и честь, послушайте меня и не ездите туда!

На возражения моей спутницы Стародубцев ответил:

— Если вам…, то поезжайте, но Асанова останется!

Мы остались при этом эскадроне, в котором было всего 9 человек.

Наедине он сказал мне:

— Благодарите Бога, что вы не поехали: там сегодня идёт пьянство, страсти разгорелись, они могут прийти сюда!

Утром Стародубцев сообщил мне, что семьи, исполнившие приказ атамана, погибли. Позже в отряде стало известно, что все женщины подверглись насилию, а потом (были) перебиты. Их мужья были зарублены первыми, а чтобы не поднимать шума, всех рубили шашками…

При моём отъезде в доме Канагата помещался штаб конвоя, часть виновников злодеяния я знаю. Это — командир лагеря полковник Сергеев, помощник командира лейб-атаманского полка Ганага, хорунжий Шульгин и Васильев — всё это приближённые и личный конвой атамана. Других фамилий я не знаю, но погибших знаю достаточно…»

«Через два дня после ухода в горы я вместе с Залевским был командирован на Юкок (горный перевал. — В.Г.). На посту, в палатке я заметил метавшегося как бы в агонии партизана и женское лицо, которое напоминало жену штабс-капитана Закржевского. Всмотревшись, я и Залевский узнали Евгению Яковлевну. Узнала и она нас и с воплем умоляла о спасении. Казаки были пьяны. Через некоторое время начальник поста есаул Люсилин сделал распоряжение увести Закржескую к калмыку Мухлаю. Её повели партизан и два калмыка. Залевский остался предупредить погоню, а я взял его револьвер и поехал за ними и к вечеру подъехал к последнему посту калмыка Мухлая. Там шло пьянство. При моём входе разговоры умолкли. Поддавшись там их разговорам, я осторожно вывел Закржевскую, и мы укрылись в кустарниках. Через некоторое время по кустам открыли стрельбу, потом пошли цепью, но нас не нашли.

Придя в себя от приступов, потрясённая, она касалась ужасных деталей той ночи…

Днём около этого места прошёл транспорт во главе с поручиком Ксенофонтовым, решившим перебежать в Советскую Россию. К рассказу Закржевской он добавил, что у Луговского взяли деньги Оренбургского полка, которые были разграблены при его убийстве. Эта история подняла Оренбургский полк. На его требование атаман обещал судить виновников, но, очевидно, предупредил их, ибо они разбежались. Только двух человек поймали оренбуржцы и, по постановлению оренбургских офицеров, зарубили…

Ввиду того, что киргизы смущались трупов и прекратили доставку продуктов, атаман велел зарыть их. Свидетель насчитал 32 трупа, часть до того была зарыта родственниками и знакомыми. Ксенофонтов взялся довести Закржевскую к её родным в Семипалатинск. Я указал ему ближайший путь, а сам направился по следам Асановой…»[271].