Империя в войне. Свидетельства очевидцев - Роман Сергеевич Меркулов

И. Ратников, 16 марта

Все война и война, а про мир и помину нет; нет, видно, Иван Григорьевич, как видно ни жаждай по миру, и сколько ни ожидай, – а повидемому не миновать поплатиться головой. Сколько мы бьемся, а все пишут, что война вся впереди, и во что бы то ни стало, хотя и придется понести большие потери, а нужно биться до конца. Конечно и я, и кто бы то ни было, бился бы чужой шкурой, а за свою каждому приходится дрожать, каждый ведь, Иван Григорьевич, живет для себя, а тогда не интересны будут и результаты войны, у кого башка слетит, хоть Берлин возьми, или Москву, или Петроград отдай, – так тогда безразлично. Ох, когда только все это кончится, прямо беда, все затягивается и затягивается, так, что конца еще не предвидится.

«Новое время», 17 марта

Генерал Поливанов уволен, согласно прошения, от должности военного министра. Военным министром назначен генерал от инфантерии Шуваев.

М. М. Богословский, 17 марта

Крупнейшая новость – отставка военного министра Поливанова, такого энергичного организатора обороны. Совершенно неизвестны причины. Кизеветтер вечером на Курсах говорил, что это – дело акционеров Путиловского завода, который был Поливановым недавно реквизирован. Жаль, если это так.

А. В. Орешников, 18 марта

Газеты и общество недоумевают по поводу отставки министра Поливанова.

А. В. Жиркевич, 20 марта

Последние партии прибывших солдатиков – больных и раненых – жалуются на равнодушие публики. Особенно это заметно для тех из них, которые были уже ранены в начале войны и которых в те дни задаривали и угощали до пресыщения. Солдатики проехали всю Россию, поезда санитарные были у всех на виду. И никто даже к вагонам не подошел из публики. Положим, что солдаты объясняют это общим обнищанием. Но я вижу другие причины: привычка к ужасам войны, падение нравов в тылу, в армии…

Т. Л. Сухотина-Толстая, 21 марта

Совсем испарилось то настроение, которое было при начале войны. Все, кто был обязан и кто не был обязан, бросились воевать, крича, что мы воюем за разоружение и вечный мир. Теперь никто уже этого не говорит. Все готовятся на то, чтобы после войны вооружиться так, как никогда до сих пор. В Туле вся Томилинская улица сносится, потому что на этом месте будет строиться грандиозный оружейный завод. На него ассигновано 43 миллиона народных денег.

В обществе чувствуется утомление от войны, и везде начинает закипать работа, независимая от войны: устраиваются сельскохозяйственные общества, кооперации, готовятся разные издания и т. п.

М. М. Пришвин, 21 марта

Огромный хвост встретил меня в городе, хвост сахарный тянулся от Мясных рядов через всю (Успенскую улицу) и до самого Рыбьего базара – не меньше версты. Бледные лица заморенной городской бедноты под непрерывным окладным дождем (ливнем – прим. авт.) казались еще бледнее, но стояли настойчиво… очевидно, без всякой надежды получить. Выдавали в чайном магазине по два фунта песку. Ни дворянин, ни крестьянин не поймут. Нужно знать жизнь всей этой мещанской бедноты города, чтобы понять этот хвост, эту настойчивость, эту потерю времени.

Бунин И. А., 22 марта

Коля записал то, что я вчера говорил с ним и принес мне эту запись: «Иван Алексеевич статьей Чирикова и газетами так взволнован, что до поздней ночи, уже сидя и ежеминутно куря в постели, говорил:

– Нет, с какой стати он так его оскорбляет? Кто дал ему на это право? Ах, уж эти русские интелегенты, этот ненавистный мне тип! Все эти Короленки, Чириковы, Златовратские! Все эти защитники народа, о котором они понятия не имеют о котором слова не дают сказать. А это идиотское деление народа на две части: в одной хищники, грабители, опричники, холопы, царские слуги, правительство и городовые, люди без всякой чести и совести, а в другой – подлинный народ, мужики, «чистые, святые, богоносцы, труженики и молчальники». Хвостов, Горемыкин, городовой это не народ. Почему? А все эти начальники станций, телеграфисты, купцы, которые сейчас так безбожно грабят и разбойничают, что же это – тоже не народ? Народ-то это одни мужики? Нет. Народ сам создает правительство и нечего все валить на самодержавие. Очевидно, это и есть самая лучшая форма правления для русского народа, не даром же она продержалась триста лет! Ведь вот газеты! До какой степени они изолгались перед русским обществом. И все это делает русская интелегенция. А попробуйте что-нибудь сказать о недостатках ее! Как? Интелегенция, которая вынесла на своих плечах то-то и то-то и т. д. О каком же здесь можно думать исправлении недостатков, о какой правде писать, когда всюду ложь! Нет, вот бы кому рты разорвать! Всем этим Михайловским, Златовратским, Короленкам, Чириковым!.. А то: «мирские устои», «хоровое начало», «как мир батюшка скажет», «Русь тем и крепка, что своими устоями» и т. д. Все подлые фразы! Откуда-то создалось совершенно неверное представление о организаторских способностях русского народа. А между тем нигде в мире нет такой безорганизации! Такой другой страны нет на земном шаре! Каждый живет только для себя. Если он писатель, то он больше ничего, кроме своих писаний, не знает, ни уха ни рыла ни в чем не понимает. Если он актер, то он только актер, да и ничем, кроме сцены, и не интересуется. Помещик?.. Кому неизвестно, что представляет из себя помещик, какой-нибудь синеглазый, с толстым затылком, совершенно ни к чему не способный, ничего не умеющий. Это уж стало притчей во языцех. С другой же стороны – толстобрюхий полицейский поводит сальными глазками – это «правящий класс».

Е. Ф. Дюбюк, 22 марта

В январе-феврале в Костромской губернии повсеместно прошли забастовки на маленьких фабриках. Почва – дороговизна. Вчера кончилась забастовка (почти месячная) у Горбунова в Середе. Просили прядильщики вначале по 20–30 % на сорт, а пришлось, в конце концов, прибавить всем по 10 %.

У Скорынина замечается уход ткачих с фабрики в деревню. Берут расчет и уходят. Объясняют так: «зимой ходили на работу в валенках, теперь распутица будет, башмаки стоят 12 рублей; все дорого – крупчатка, сахар; самый плохой ситец – 35 копеек аршин; после распутицы будем ходить на фабрику, но уже босиком, чтобы не портить обуви». Из 1600 рабочих фабрики мужчин только 400. Летом % на пятьдесят увеличится простой станков, теперь уже простой – % 20: нет людей. Фабрика купила 477