Рыжий дьявол - Михаил Демин
Шрифт:
Интервал:
Теперь они оба боялись ночевать дома. И беспробудно пьянствовали в ожидании страшного часа.
Но самым интересным из Любиных постояльцев был некто Роман Сергеевич — высокий, чуть сутуловатый, с наголо обритым черепом и коротко подстриженными усами. Человек этот, как выяснилось, в недавнем прошлом являлся белоэмигрантом. Краткая история его такова: в 18-м году молоденьким юнкером он принял участие в гражданской войне. Затем эвакуировался с белой армией на Запад. Окончил Пражский университет. Живал в Берлине, в Париже, в Нидерландах. Был мелким репортером, служил в небольших рекламных агентствах. Война застала его в Голландии. И там он примкнул к Сопротивлению… А в самом начале пятидесятых годов он, затосковав, вернулся в Россию. Тогда многие возвращались. Однако не у всех это оканчивалось благополучно. Некоторых сажали за старые грехи. Но у Романа Сергеевича грехов было немного, и участие в антифашистском движении с лихвою их перекрывало. Его не тронули и определили на жительство в Свердловск. Тут он стал преподавать иностранные языки. И все было бы хорошо, если бы он не вздумал писать мемуары!
Как только он принес рукопись в местное издательство, отношение к нему изменилось. Его стали упрекать в том, что он недостаточно критически относится к белой эмиграции. И вообще идеализирует буржуазный Запад.
Поначалу автор не придавал критике большого значения… Но после венгерских событий перепугался.
— Понимаете ли, друг мой, — говорил он, сидя со мной за столом и прихлебывая пиво. — Вся глупость в том, что я этот самый Запал вовсе не идеализирую! Я там жил по-всякому, бывало и бедствовал. Испытал и голод, и ужасающее одиночество… И через табак меня пропускали… И я обо всем пишу честно. Но, конечно, я Запад не ругаю последними словами, не поливаю его дерьмом. Там ведь есть и положительные стороны. И я хочу быть объективным. Так нет, этого нельзя! Надо, чтоб поливал…
— А что сейчас с вашей рукописью? — поинтересовался я.
— Вернули на доработку. — Он вздохнул. — Но, собственно, как дорабатывать? Литература — не пашня. Навозом ее удобрять нельзя! Нет, очевидно, книга моя уже не увидит свет… Да я, признаться, и сам не рад, что ввязался во все это.
Несмотря на то, что мы принадлежали с ним к разным поколениям (он был старше меня на двадцать пять лет), мы как-то быстро и легко сдружились. И успели о многом поговорить… И так, в разговорах и выпивках, прошло несколько дней.
* * *
Прошло несколько дней. И как-то раз в нашей подпольной коммуне появился новичок. Увидев меня, он воскликнул:
— Ты, старик, на свободе? Вот так штука! А мне говорили, что ты уже арестован. Кто-то даже видел, как тебя вели под конвоем…
И вот тогда я не выдержал.
— К черту все, — сказал я, — надоело! Надо возвращаться в Москву! Там народу много — я затеряюсь в толпе… А оттуда при первой возможности махну во Францию к родственникам.
— А кто, кстати, ваши родственники? — поинтересовался Роман Сергеевич, — может, я их знал?
Я назвал ему имена. Объяснил, что они из колонии донских казаков. Он проговорил с сомнением:
— Донские?.. Г-м. Должен сказать, что в годы войны я как участник Сопротивления всегда опасался своих соотечественников. И особенно — казаков… Не стройте больших иллюзий! Эмигранты — публика весьма специфическая. Многие там из антисоветских давно уже превратились в антирусских. И вообще там можно столкнуться с такой злобой, с такой ненавистью, что даже вы, человек, испытавший немало, содрогнетесь и растеряетесь.
— Но не все же там такие?
— Не все, конечно… Многое зависит от удачи, куда попадешь.
— Что ж, — сказал я, — буду надеяться на удачу.
— А что вы, простите, собираетесь там делать?
— Буду писать. Причем прозу! Хочу рассказать о своей жизни, о своих приключениях. И одновременно о своей стране. Я ее всю исходил вдоль и поперек. И знаком с такими вещами, о которых мало кто знает… Понимаете, я перегружен материалом! Но здесь этот материал мне никогда не удастся полностью реализовать. Слишком строги у нас цензурные запреты. Из-за этой дурацкой цензуры поневоле сбежишь. Но, конечно, — я потянулся за папиросами, — цензура не единственная причина…
— А что же еще? — прищурился он.
— Вы сами видите, что творится! Наступает «охота за ведьмами». Такие периоды уже не раз возникали. Это как приступы перемежающейся лихорадки… Возможно, когда-нибудь моя отчизна выздоровеет, избавится от приступов… Но когда? У меня нету сил ждать.
— Значит, вы решили, — проговорил он задумчиво. — Дай Бог! Но учтите, вам придется во второй раз начинать писательскую карьеру… Это вас не пугает?
— Пугает немножко. Хотя, что ж, я привык рисковать.
— Безусловно, если вы займетесь политикой, все пойдет легче. Это вообще самый легкий заработок! Тут даже и таланта не надо. Только знай одно — поливай…
— К черту политику! — сказал я. — Она создает массовые психозы, она порождает слепой фанатизм. И еще больше увеличивает количество общего зла на земле.
— А как же вы, собственно, думаете писать?
— В принципе, так же, как и вы… Вы говорите, что стремитесь к объективности. Вот и я к ней стремлюсь. Только к ней! Никакой пропагандой, во всяком случае, заниматься я не намерен!
— Но тогда вы можете оказаться в моем теперешнем положении…
— Там, на Западе?
— Да, да.
— Черт возьми, почему? Я же не собираюсь выступать против капитализма.
— Но и против коммунизма вы тоже ведь не собираетесь выступать, я правильно вас понимаю? Значит, вы займете некую среднюю позицию… А середины сейчас никто не хочет! Мы живем в век крайностей… И они обостряются, они все растут.
Роман Сергеевич сказал это, и мне тотчас же вспомнился недавний разговор, происшедший в Красноярске… И я, помолчав, спросил удрученно:
— Так вы уверены, что мне на Западе надо будет лавировать, приспосабливаться?
— Еще как! Не забывайте, вы же русский. А русская литература — за исключением старой классики — идет там только в политической рубрике. Такова мода. И вам, так или иначе, придется выбирать, к какому клану примкнуть.
— Ну, а если я не примкну ни к какому?
— Произойдет самое худшее — на вас ополчатся все. Решительно все! И вы очутитесь как бы в пустыне…
— У вас, очевидно, неважные воспоминания остались от прошлого? — спросил я тихонько.
— Да, в основном, неважные, — усмехнулся он. — Я говорю на основании личного опыта, причем опыта сугубо эмигрантского… А он, как правило, грустный. Но, впрочем, кто знает? Может, у вас все получится иначе? Может, вам больше повезет? В конце концов на Западе есть свои положительные стороны. И прятаться вот так, как мы сейчас, там уже не придется…
* * *
Роковой приказ, которого со страхом ждала вся Сибирь, так, в общем-то, и не был отдан! «Охота за ведьмами», по счастью, не началась… Поднявшаяся было паника схлынула, улеглась. И когда я в 1958 году приехал в Москву, там было уже все тихо, спокойно. И помаленьку история эта начала забываться.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!