Каждый дар – это проклятие - Кэролайн О'Донохью

о возобновлении отношений, когда перед нами настолько разные пути? Я должна остаться здесь, а Ро предстоит покорить мир. Я поднимаю глаза, мы встречаемся взглядом и снова заводим безмолвный разговор. «Но, с другой стороны, они расстались лет пятнадцать назад. И посмотри на них теперь», – думаем мы одновременно.

– Мэйв, может, перед тем, как ты посвятишь себя вечности, мы хотя бы напьемся? – предлагает Аарон, прислоняя метлу к стене.

Я перевожу взгляд на него. Его волосы отросли и потускнели от недостатка света. Стали скорее каштановыми, чем соломенными. Я протягиваю ему бутылку. За пятнадцать лет может произойти многое.

Мы много пьем, но, похоже, не напиваемся. По крайней мере я. Может, остальные скрывают свое опьянение. Или же мы слишком напуганы. Так или иначе, мы по очереди зачитываем отрывки из «Школьного сборника фольклора».

– «Раньше считалось, что зайцы – это замаскированные ведьмы, менявшие свое обличье по желанию», – читаю я вслух.

– О, да это прямо как трансы, – шутит Ро.

– Надеюсь, это неправда, – говорю я озабоченным тоном. – Мне не нравится мысль о том, что Домохозяйка принимала подношения в виде зайцев, если это на самом деле были ведьмы.

– Кстати о фольклоре, – говорит Ро, беря в руки гитару и начиная петь:

Встречается в раскладе

Таинственная карта,

Доступная немногим,

Лишь избранным судьбой.

Мы подпеваем. Некоторые из нас запинаются на каких-то словах, но куплет мы подхватываем все вместе.

Дамы, встречайте карту Домохозяйки!

Надежду сулит она всем,

А может, печаль.

Что было, что есть и что будет, скажу без утайки.

Отмерить свой дар для всего

Совсем ей не жаль.

Совсем ей не жаль.

Подумать только. Подсказка о «дарах» была в этой песне все время. Мы повторяем припев раз за разом, все громче и громче. Манон играет на фортепьяно, Рене вторит ей низким, красивым голосом. Аарон не поет, а только кивает в такт. Может, ему трудно петь, как трудно прикасаться к другим людям. Как бывает трудно отказаться от былых привычек и привязанностей.

Мы продолжаем и продолжаем, поем и поем, боясь остановиться. Это как заклинание, как песнопение для левитации. Мне кажется, что оно может поднять нас с пола к потолку. Дом начинает дрожать. Предметы начинают светиться, как и тогда, во время моего неудачного ритуала.

Сначала я думаю, что только я вижу, как они светятся. Но когда Фиона, а вслед за ней и Манон с Лили начинают искоса посматривать вокруг, я понимаю, что все они видят легкое волшебное лунное свечение и жемчужные контуры. Все продолжают петь. Никому не хочется разрушать очарование.

Медленно, не прерывая песню, я выхожу из кабинета. В руках у меня только зажженная свеча и нож для писем сестры Ассумпты.

Дамы, встречайте карту Домохозяйки!

Надежду сулит она всем.

Я поднимаюсь по лестнице, как миллион раз до этого. Ноги мои помнят каждую шаткую ступеньку. Перила светятся, как покрытая инеем елка.

А может, печаль.

Дверь в класс 2А полуоткрыта, за ней виднеется Коридор. Я толкаю дверь, чтобы разглядеть, что там, не заходя внутрь.

Отмерить свой дар для всего

Совсем ей не жаль.

Мебель пропала. Пропали и механические часы. Обстановка кажется совсем старой, какой она была, пожалуй, лет двести пятьдесят назад. На стенах только темные пятна от картин. Сами картины все тоже исчезли.

Все, кроме одной.

Я опускаюсь перед ней на колени, держа перед собой большую белую свечу. Снизу до сих пор доносится пение. Миры снова стали очень тонкими и полупрозрачными; они соединились как близнецы, ее мир и мой.

– Здравствуй, – начинаю я, стараясь произносить слова как можно более почтительным тоном, ведь я сама провела достаточно времени в роли Домохозяйки и понимаю, какое она должна вызывать уважение. – Это я, Мэйв.

Конечно же, она знает, что это я. Здание сотрясается, словно под ударом морской волны.

– Я хочу помогать людям. Я хочу защищать их от тех, кто плохо с ними обращается. Я хочу, чтобы ты вела меня. Я хочу вернуть тебе ясновидение. И хочу подарить тебе этот дом.

Сверху доносится грохот, как будто с крыши падает шифер, а в небе бьют литавры[12].

– Подарить его, – продолжаю я. – Это все, что у меня есть. Ну, и себя тоже.

Дом словно стонет, как большая собака, потягивающаяся после долгого сна.

– Расти. Процветай. Защищай. Не живи в картах Таро, которыми может воспользоваться любой в своих гнусных целях. Живи в этом доме. Пусть твой дух пребывает здесь. Живи вечно, в Колодце.

Дом снова стонет, но на этот раз тише, как будто хочет выслушать меня.

– Этот дом принадлежит мне, – громко говорю я, вставая.

Я должна заставить ее уважать меня.

– И когда я умру, я позабочусь о том, чтобы нашелся кто-то, кто поймет и сможет продолжить мое дело. Внизу уже семь человек, которые понимают. Позволь мне создать свое наследие. Наследие защиты, магии и благодати. Ни страха, ни смерти, ни насилия.

Я продолжаю говорить, продолжаю слушать, пытаясь разгадать подаваемые мне домом знаки. Я вспоминаю первый день, когда нашла карты Таро много месяцев назад. Тогда я была в возбуждении от открывшихся мне знаний, почерпнутых из роликов на YouTube и отрывков из книг. Тогда я сказала отцу, что карты сделаны из бумаги, бумага сделана из деревьев, а у деревьев есть сознание. Что мы все живем и дышим вместе. Не знаю, насколько тогда я в это верила сама, но теперь верю.

– Разве не ты сделала мне этот подарок? Разве ты не знала, что я приду?

Я погружаюсь глубоко в ту ее часть, которая уже находится внутри меня.

– Ты ведь надеялась на то, что кто-то придет? Придет и все изменит.

Тишина. Дом слушает.

– Ну вот, я здесь. Я не идеальна. Но я стараюсь.

Я закрываю глаза и пытаюсь прислушаться. Прислушаться к ней, к Колодцу, к древности вокруг меня. Я ничего не слышу: ни голосов в голове, ни малейших признаков того, что обещание мое было принято. Но начинается своего рода общение. Внутри меня возникает некое чувство, ощущение замков и мелкого шрифта.

Я понимаю условия сделки, не требуя их объяснения. Я понимаю, что прежде всего должна защищать Килбег. Я понимаю, что стану более могущественной, но вместе с могуществом возьму на себя роль своеобразного общественного служащего. Стану одной из тех, кого никогда не благодарят и о ком вспоминают, только когда что-то идет не так. Одной из тех, кто выполняет повседневную работу, на которую не обращают внимания. Например, прокладывает дороги или мосты. Или чистит канализацию.

– Я отдаю тебе свою жизнь, – произношу я вслух. – Я отдаю тебе все.