Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - Таисия Наполова

Ничего, сейчас она поубавит спеси этой гордячке.

Приняв смиренный вид, Наталья подхватила нить оборванного разговора:

— Отвыкли мы ноне от царского поезда. Князь Борис прислал за нами свою карету.

— Видно, что любит тебя князь Борис Алексеевич. Заботу о тебе да о Петруше имеет, — сказала Софья, чтобы поддержать в разговоре дружеский тон.

— Да, любит. Петрушу особливо...

— Да что ж князь не приходит с тобой ко мне? Давненько не видела его.

— А оттого и не видела его, Софьюшка, что делами занят князь Борис.

— Кто ныне делами не занят! Да, видно, есть у князя Бориса дела тайные, о коих и мне неведомо.

— Что ж из того, что неведомо? Князь Борис верную службу тебе служит. Ты с послами шведскими занята была да дела с Польшей затеваешь. А ведомо ли тебе, что на Москве творится?

Софья удивлённо и строго посмотрела на Наталью.

— Ты о каких делах говоришь, матушка?

— Князь Борис сказывал мне, что на Москве смута насевается. Стрельцы о своих правах споры затевают. А в народе спор о старой вере...

Наталья, зорко следившая за выражением лица Софьи, поняла, что пришло время сообщить самое главное.

— В народе говорят, что правительница своим хотением надумала на царство сесть...

— Но ежели князю Борису ведомы мятежники, затевающие смуту, то почему мы о них не ведаем? — спросила Софья, строго-испытующе глядя на мачеху-царицу. — И кто же эти люди?

— Почто меня о том спрашиваешь? Ты правительница, вот и вели выловить опасных людишек да хорошенько их допросить.

— Невдомёк мне, матушка-царица, с чем ты пришла ко мне? Молвой удивить? Или неведомо тебе, что молва и о тебе також идёт по Москве?

— Это ты не то говоришь! — вспыхнула Наталья. — От людей мы токмо сострадание видим в наших бедах. Говорят, что ты похитила у нас царство.

— С этого ты и ранее начала свою речь. Да что ж, о Нарышкиных-то в народе или не говорят? Их винят в отравлении царя Фёдора.

Глаза Натальи сверкнули гневом.

— Это Милославские воду мутят!

— Да зачем бы это?

— А чтобы постричь меня. И оправдание тому есть, и примеры: в Москве-де такова судьба всех цариц.

— Пустое говоришь, матушка. Или патриарх Иоаким с тобой не заодно?

— Патриарх ныне в твоей воле, — сумрачно, не без раздражения в голосе заметила Наталья. — А ты не делаешь передо мною ничего доброго. И всю власть себе забрала...

— Так вот зачем ты пришла! Уязвить меня хочешь, чтобы я поделилась с тобой своей властью? Да тебе-то и надобна полная власть, чтобы, значит, получить окончательное торжество. Тебя только допусти, делиться ты ни с кем не станешь. До меня ещё ранее довели, как ты сказала: «Пусть хоть сам чёрт вмешается в державные дела, лишь бы нам победить!» Говорила ты такие слова?

— Может, и говорила и ныне скажу тебе, что ты дуростью своей делаешь не гораздо. Почто вступаешь в царские права?

— Царские права не у меня, а у брата моего единокровного — царя Ивана.

— Дак почто ты всё делаешь самоволом, не по царскому указу?!

— Или я не дочь царя и Боярская дума не поставила меня правительницей?

— Ты говоришь: «Дочь царя». А Петруша или не сын царя?

Казалось, начавшийся спор вот-вот вызовет бурю. Софья понимала это. Но сейчас любые раздоры были бы весьма некстати. На державу надвигалась новая смута. Поддерживаемые стрельцами старообрядцы собирались затеять спор о вере. Дай им волю, они отменят церковные реформы Никона и повернут дело вспять. И в этом сопротивлении старообрядцам Наталья не враг ей, а союзник. Им теперь нужно заодно идти на общего противника.

Преодолев в себе неприязнь к мачехе, Софья промолвила:

— Не о том ныне надобно бы нам толковать, матушка-царица. Вместе бы нам подумать да решить, как эту смуту одолеть.

Наталья тем временем поднялась было с кресла, чтобы сказать напоследок гневные слова падчерице, и уже подбирала их в уме, повторяя: «Или Петруша тебе не царь?» — но, услышав такое от Софьи, от удивления застыла на месте. Не ослышалась ли она? Софья будет поддерживать своего врага, патриарха Иоакима?

Ужели встанет с ним против стрельцов и староверов? Нет ли тут коварства со стороны Софьи?

На всякий случай Наталья сказала:

— Ты, Софьюшка, ныне правительницей, тебе и решать дела державные.

Оставив покои Софьи, Наталья пошла искать князя Бориса. С кем же ей ещё и посоветоваться, как не с ним? Умнее и досужее князя у неё никого не было.

И в который раз горько пожалела она о гибели своего духовного отца и преданного друга — Матвеева, незабвенного Сергеича.

Подобно многим православным русским людям, староверы отличались доверчивостью. Верноподданнические чувства не позволяли им сомневаться в том, что царь Иван и правительница Софья хранят веру, завещанную им предками, и что древние книги они тоже почитают. Но еретики начали смуту и стараются навязать им антихристово учение. Люди верили в промысел Божий и чаяли доказать правителям все неправды нового учения.

Дерзая оспорить самого патриарха Иоакима, так называемые староверы вспоминали царя Алексея и его борьбу с патриархом Никоном. Хоть и почитал покойный царь своего патриарха как друга, но святая вера была ему дороже. Хоть и прощал многажды Алексей патриарху Никону его еретические выходки, но, сколько верёвочке ни виться, низверг-таки царь Никона с его престола, аки антихриста, и заточил в монастырь.

Православные люди не сомневались, что в поведении Никона были происки антихриста. И ныне антихрист не дремлет, оттого и появился новый Никон — патриарх Иоаким. Как полагали верующие люди, это был воистину антихрист в новом обличье. Во всём следуя Никону, он продолжал уничтожать старые книги, которые чтили все святые, которые хранил в Троицкой лавре Сергий Радонежский. Это стараниями Иоакима был учинён разгром Соловецкому монастырю — оплоту православия. Более семи лет держался Соловецкий монастырь против царского войска. Православные люди видели в этом не только стойкую преданность монахов православной вере, но и терпимость царя Алексея в спорах с духовными лицами.

Видели милосердие царя Алексея и в отношении к протопопу Аввакуму, сосланному в Сибирь. Не спас ли царь этой ссылкой опального протопопа от его московских врагов, угрожавших ему смертью? Верующих особенно умиляло, что царь Алексей просил Аввакума помолиться о благополучии царя и царского семейства, чаял получить от него благословение. А ведь, как говорится, «от кого чаем, того и величаем».

Были тем не менее и сомнения. Великой обидой оставалось в среде верующих разорение Соловецкого монастыря. Соловецкая братия упорно держалась старой веры, и царь не раз посылал к стенам монастыря усмирительные отряды. Но милостью благоверного царя осада монастыря была безболезненной.