Кара-Бугаз - Константин Георгиевич Паустовский

прибоя. Свет звезд тоже казался радиацией, так же, как и чуть заметное голубое зарево над Ленинградом.

– Теорию солнечной радиации обосновал американский ученый Симпсон. По его мнению, изменение климата на земле зависит от увеличения или уменьшения этой радиации. Уменьшение солнечной радиации должно вызвать на земном шаре уменьшение осадков и облачности. В эти периоды над всей землей простирается ясное и холодное небо. Лед медленно стаивает, и земля освобождается от ледяного покрова. При увеличении солнечной радиации происходит совершенно обратное, – теплота вызывает сильную влажность воздуха, осадки увеличиваются, выпадает глубокий снег, небо все время затянуто облаками. От обилия снега начинается мощное нарастание льдов. Получается на первый взгляд довольно дикая картина – избыток теплоты вызывает рождение льдов и наступление ледникового периода. Но это, к сожалению, так.

В дальнейшем увеличение радиации приводит к усиленному летнему таянию снегов и исчезновению ледяного покрова.

Вывод из теории Симпсона совершенно ясен – ледниковый период совпадает с началом усиления солнечной радиации. В разгар увеличения радиации, так же как и в периоды ее уменьшения, материковый лед стаивает.

В этой теории есть одна любопытная подробность. Думали ли вы над тем, почему не леденела Сибирь? Лед покрыл Северную Европу и Америку, Сибирь же осталась нетронутой. Если принять теорию Симпсона, то все разъясняется. Увеличение солнечной радиации вызывает обильные осадки, в частности снег. Это явление с особой силой сказывается в странах, лежащих вблизи океанов и морей, поэтому-то ледники начали двигаться из Гренландии. В Сибири с ее континентальным климатом, с ее громадным сухопутьем даже увеличение солнечной радиации не могло вызвать особенно обильных осадков. Северцев обрадовался. Он готов был принять теорию Симпсона, освобождавшую его от назойливых мыслей о борьбе со льдами. Человек не в силах изменить количество солнечной радиации – значит, баста! Ничего поделать нельзя, и нужно примириться с неизбежным. Это было тем более легко, что от ужасающей неизбежности Северцева отделяли тысячелетия. Можно прекрасно прожить и без миоценового климата. Почему Баклунову обязательно понадобились эвкалипты в Шлиссельбурге и магнолии в Повенце? Что за ребяческие мечты об апельсинах в Летнем саду и лимонах в Петрозаводске?

Когда геолог рассказал о последней теории, связанной с опусканием и подъемом материков, Северцев окончательно успокоился.

Откровенно говоря, никакой теории не было. Был только факт – со временем ледникового периода совпадало поднятие и опускание материков. Факт этот ничего не объяснял, и никаких выводов из него геолог не делал. Когда все теории были исчерпаны, Северцев обозлился и произнес обвинительную речь против Баклунова. Есть беспокойные старики. Они встают в пять часов утра и никому не дают выспаться. Они выдумывают головоломные задачи и заряжают всех суетой и торопливостью. Они бегают за трамваями, в последнюю минуту выкрикивают забытые поручения с площадки поезда, роняют очки, восторгаются успехами химии и находят новые чудовищные способы выращивать репу. К черту таких стариков. Репа будет расти и без них! Эти старики похожи на слепней, пристающих к лошадям и норовящих укусить в глаз. От них невозможно избавиться. От них надо бежать галопом без оглядки. Иначе они затащат вас в такие дебри, что вы вывихнете себе мозги и сломаете позвоночник. Вот и Баклунов – увидел бараньи лбы и морены на берегах Онежского озера, и сейчас же у него в голове завертелись шарики. Какой ужас пережила земля! Этот ужас надвигается на нас снова. Долой ледниковый период, да здравствует миоцен!

С космическими законами эти старики обращаются как с собственным примусом – их развинчивают на части, заглядывают внутрь и думают, нельзя ли их как-нибудь изменить, чтобы человечеству жилось лучше. Формальный бред! Солнце фамильярно похлопывают по плечу – погоди, старина, мы заставим тебя вертеться по-нашему. На ледники плюют с высокого дерева. Черт знает что! И это называется громким именем – пытливость человеческого ума!

Горячность Северцева нисколько не испугала геолога. Он внимательно выслушал сбивчивую обличительную речь и как бы невзначай заметил, что всякая попытка решить задачу о ледниковом периоде благородна и заслуживает пристального внимания. Никто не думает менять космические законы, но бороться с их некоторыми последствиями человечество может!..

Северцев расстроился и ушел, геолог остался с Леной. Они взяли лодку и выехали в море. Глаза Лены блестели от гнева на Северцева, но геолог этого не заметил: белые ночи кончились, и над водой простирался тяжелый сумрак.

– Он все наврал, – крикнула Лена и швырнула весла. – Не выношу неврастеников и кисляев.

Весла хлопнули по воде, как две тяжелые пощечины. Лена сразу успокоилась.

На следующий день утром Северцев получил загадочную телеграмму:

«Нас обставили. Привет победительнице. Баклунов».

Сначала Северцев ничего не понял. Потом он решил, что телеграф напутал. Очевидно, Баклунов сообщал – «нас ограбили». Днем он поехал в город. Всю дорогу он стоял на площадке, курил и с тревогой думал, что из всех пассажиров только он один обворован.

Дым заводов поднимался над пустынными дорогами Лигова. На Балтийском вокзале Северцев почувствовал запах извести и асфальта, – с белого, грязно промазанного мелом неба капал редкий дождь. Как хорош был этот дождь в листве Петергофа и как отвратителен здесь, – будто бы над Северцевым было не небо, а низкий потолок квартиры, где верхние жильцы пролили мыльную воду и мутные капли шлепают по письменному столу, по подушке, по сахарнице. Северцев выругался и втиснулся в трамвай. Трамвай развинченно, как бы виляя бедрами, побежал к устью Невы, где Северцева ожидали новые неожиданности и разочарования.

5. Зависть

Когда Северцев сошел с трамвая и поднялся на седьмой этаж, там было тихо. Он открыл английским ключом свою квартиру, заранее ужасаясь взломанным ящикам и перерытым чемоданам, но в квартире было тихо, прохладно и пыльно. Все вещи стояли на своих местах: «Что за шутки!» – сказал Северцев, но тревога его от вида никем не тронутой квартиры еще усилилась. Он пошел к Баклунову. Капитан сидел на диване в густых облаках табачного дыма, – сквозь дым блестели его спокойные глаза.

– Кого ограбили? – спросил Северцев.

– Кого? – спросил в свою очередь Баклунов.

– Вы послали мне телеграмму об этом.

Баклунов сел на