Сокровища святых. Рассказы о святости - Наталия Черных

Во время Первой мировой войны княжны под руководством государыни шили обмундирование для солдат, вязали теплые вещи, собирали посылки и посещали госпитали. «Зимний был превращен в швейную мастерскую», — вспоминает фрейлина. Раненые ждали появления великих княжон. Солдаты особенно любили великую княжну Марию Николаевну. Она обладала несомненным даром утешения и жертвенным сердцем. Медицинская помощь более всего удавалась великой княжне Татьяне.

Последние недели в Ипатьевском доме принесли царственным узникам настоящие муки. Княжны не могли выйти в туалет без сопровождающего. Охранявшие семейство матросы громко и грязно ругались. Порой они просто плевали в пищу, которую ели узники. Расстрел произошел ночью, ближе к утру, торопливо и жестоко. Узникам велели собрать вещи, затем согнали их всех в подвал и приказали ждать. Через некоторое время, без суда и обвинения, они были расстреляны. Тела отвезены в шахту Ганина Яма и залиты серной кислотой. Царственные мученики прославлены Православной Церковью в 2000 году именно за мученическую кончину. Император отрекся от власти отчасти для того, чтобы спасти свою семью, но не отрекся от Христа. Эта семья до самой своей трагической кончины сохраняла христианские идеалы любви, веры и самоотверженности. Она по праву может быть названа семьей мучеников.

Есть судьбы, играющие всеми оттенками жизни и чувств, как бриллианты, и при этом напоминающие стальное лезвие. Они сделаны как бы из одного материала, но оставляют ощущение бесконечного цветения. В этих судьбах с самого рождения читается счастливая вечность и Божия рука. «Его десница прагуе до Бога», — говорил о владыке Иосифе (Чернове) владыка Могилевский Арсений. Вся жизнь владыки Иосифа — чудо.

Родился он в семье военного, старовера, но крещен был в Православной Церкви. При крещении мальчику дали имя Иван. Однако отец не оставлял своего обычая и до смерти совершал крестное знамение как старовер. Ваня считал себя сыном полка. Его знали почти все командиры и солдаты, он очень любил бывать в части. Мать владыки умерла, когда он был еще младенцем. Отец вскоре женился на белоруске, очень красивой девушке. Она стала второй матерью мальчику. Он сохранил о мачехе самые теплые воспоминания. «Красивая, как крымская розочка», — вспоминал владыка.

Игры Вани отличались своеобразием. Одна из них изумляла родных и соседей. Ваня играл в архиерея. Вместо кукуля надевал на голову кастрюлю. Забравшись на чердак, проводил исповедь и совершал богослужение. Часто в этих забавах принимали участие еврейские дети.

Вот фрагмент из воспоминаний владыки Иосифа.

«Значит, такая жизнь была, совершенно другой психологии все, все, все. Как теперь я вижу — дети играют в разные игры, всегда вспоминаю себя. Как иногда крестным ходом по улице шли. Подсолнухи вырвем с корнем — это рипиды, кукурузину вырвем — жезл. Ну идем, человек двадцать, по улице и поем. Что мы могли петь? „Тон деспотен…“, или „поя-поя-поя“, или еще что-нибудь такое. Вся ценность в том, что мы с еврейскими детьми не дрались, дружили. И они любили меня. И когда я после окончания пребывания в лагерях приехал в Могилев уже архиереем (при митрополите Питириме Минском, который дал мне прослужить три службы), так вот, все эти евреи, которые были тогда детьми, а теперь стали такими же старыми, как и я, приглашали меня в гости и угощали самым вкусным и лакомым кусочком у евреев — фаршированной щукой. Там многие евреи, уцелевшие от меча Гитлера теми или иными путями, меня вспоминают. Вспоминают, как руку мне целовали, как я их благословлял, маслом помазывал. Раввин кричал на нас тогда, а мы — мы же дети, играем — kinder spielen. Это будет — дети играют. А когда еврейки приходили, матери жаловались, что я их детей помазывал вонючим маслом с лампадки, мачеха моя успокаивала: „Сарочка, Груночка, чово вы ругаете, хай дети играют, в попы, в дьяки, в раввины, в солдаты, только б не бились“. Потому что антагонизм был с евреями после 1905 года, особенно в Белоруссии. Киндер шпилен… Вот такие детские игры».

Богослужение мальчик видел как примирение людей, как их объединение ради Бога. Одной из любимых игра была литургия.

«И началась „литургия“. Какая литургия? У нас дикири и трикири были. Свечи — в монастыре огарки воровали. И вот, когда их зажгли и подали мне, и протодиакон сказал: „Повелите!“ (мы же служили как попало, что помнили), — я вышел с дикирями-трикиря-ми (креста не имели, боялись крест иметь) и говорю: „Призри с небесе, Боже, и виждь, и посети виноград сей… десница твоя…“ И в это время, когда я поднял руки „народ“ осенить, веники на чердаке загорелись. Веники еще не сухие, но последние листочки уже высохли. И так огонь по всему ряду прошел — пух-пух-пух. Я перепугался, разодрал „ризы своя“ и стал быстро эвакуацию делать — детей с чердака спускать». За «литургию» Ваня был наказан вымоченной в рассоле плетью.

Иван отличался любовью к церкви. Во время богослужения он однажды забрался на солею и попытался заглянуть за катапетасму — алтарную завесу. В другой раз, во время поездки в местную обитель к празднику, он увидел монаха. И, по его выражению, «влюбился в монашество навсегда».

До поступления в монастырь Ване пришлось изрядно попутешествовать. Война оставила на нем свою печать. Образования получить не удалось. Отец, как военный, был вынужден следовать за своей частью. Подростком Иван окончательно утвердился в мысли: в монастырь. Его поступлению предшествовал, после трудных странствий, такой случай.

«Не дойдя 12 километров до монастыря по дороге Могилев — Минск, обсаженной березами времен Екатерины, и версты стояли кирпичные екатерининской эпохи, слышим — фаэтон едет: тах, тах, тах, тах. „Алексей, — говорю, — уходи в лес, это, может, разбойники едут, они в бочку нас покидают“. А в фаэтоне архимандрит сидит такой досужий, любил мужиков белорусских: „Мальчики, мальчики, куда вы идете?“»

Так Иван оказался в монастыре. Вскоре он стал келейником владыки Арсения (Смоленского), который усмотрел в юном страннике будущего архиерея. Тогда же началось обучение. Впоследствии владыка Иосиф стал одним из самых образованных людей своего времени. Он говорил на нескольких языках, прекрасно играл на фортепиано. Вот еще один отрывок из воспоминаний владыки: «Владыка Иосиф много лет спустя вспоминал, как однажды владыка Арсений подал ему томик К. Маркса и Ф. Энгельса и сказал: „Прочитай, Ваня, и знай суть. Тебе придется жить при таком строе“». Позже, будучи уже архиереем, владыка Иосиф поразит своего следователя, читая на память классиков марксизма.

Вскоре Ивана произвели в иподиаконы. Сопровождая владыку Арсения (Смоленского), он посетил многие святые места России: Валаам,

Троице-Сергиеву лавру, побывал у гроба святого праведного Иоанна Кронштадтского. В Твери произошел случай, имевший важные последствия в жизни Владыки Иосифа. Вот как он сам о том вспоминает.