Имперские войны. Цена Империи. Легион против Империи - Александр Мазин

Герул-кентурион крякнул. У Берегеда даже глаза округлились. А вот готы никакого удивления не выказали. Нервы у них были из титановой проволоки.

– Действительно рискованное дело, – сказал Ахвизра. Глаза его азартно блестели – многие здесь хотели бы смерти императору…

– Многие здесь кричали о том, что хотят другого императора, – уточнил Агилмунд. – Но никто не кричал, что хочет его убить.

– Агилмунд верно говорит, – присоединился Скулди. – Смерти хотят многие. Почему ты говоришь, что именно нам придется его убить?

– Почему он говорит это нам – как раз понятно, – вмешался быстро соображавший Ахвизра. – Потому что во всем легионе только мы способны это сделать! – В голосе гота прозвучало откровенное самодовольство. – Зачем это тебе, примипил? Тебя попросил фракиец?

Черепанов покачал головой:

– Если бы Максимин решил убить императора, он сделал бы это собственноручно. Но он не станет. Вы не клялись в верности императору. Вы присягали только орлу легиона. Я позаботился об этом. А Максимин клялся Августу в верности и останется верен клятве. Боги не любят тех, кто нарушает клятвы.

Трое варваров одобрительно кивнули, а Скулди, напротив, покачал головой:

– Ты не ответил мне, Гееннах.

Этим обращением он давал понять Черепанову, что говорит сейчас не как младший кентурион со старшим, а как родич. Что, собственно, и предлагал Черепанов.

– Зачем это мне… – медленно повторил Геннадий.

– И зачем это нам, – добавил практичный Агилмунд.

– Скажи мне, Агилмунд, ты хочешь воевать с алеманнами? – спросил Черепанов.

– Да. Война – это неплохо. Добыча, развлечение…

– Александр не будет воевать. Он даст алеманнам золото… которое могло бы достаться вам.

– …И еще шестидесяти тысячам. Если его разделить на всех – совсем мало получится, – заметил Агилмунд. – Это общее дело. Зачем нам стараться для шестидесяти тысяч римлян? Чужаков…

– А для своего родича ты готов постараться? – прищурился Черепанов.

– Ты – хороший вождь, Гееннах, – сказал Агилмунд. – Но все-таки ты нам – не родич.

– А Аласейа?

– Аласейа – далеко…

– Да. Он далеко. И он, наверное, рассказывал тебе, что убил в Томах одного тюремщика?

– Не он, Луций рассказывал. Он слишком мягкий, мой родич Аласейа. Я бы за такое убил многих…

– Аласейа убил одного. Но в Империи за такое убийство могут строго наказать. И здесь не принято платить виру за убийство. Здесь за такое убийство могут даже казнить. Поэтому я попросил Аласейю уехать, надеясь, что без него мне удастся договориться с судьями. Но судьи упрямы, а верховный судья, скорее всего, не станет на сторону Аласейи.

– Надо дать ему золота, – тут же сказал Агилмунд. – Кто он, верховный судья? Много он возьмет?

– Боюсь, что у всех нас не найдется достаточно золота, Агилмунд. Верховный судья здесь – император. И он очень не любит, когда убивают без суда и закона.

– Я так и думал, – заявил Скулди. – Скажи, Гееннах, если мы убьем Александра, кто тогда станет императором?

– Я сделаю все, чтобы императором стал Максимин.

– Ха! – воскликнул Ахвизра. – Вот этот не станет наказывать Аласейю. Он сам убивает без суда и закона!

– Август Максимин – это неплохо, – сказал Агилмунд. – он храбр и любит драться. И воины его любят. Я думаю: если Александр умрет, Максимин станет императором. Но когда он станет императором, не захочет ли он наказать нас? За то, что мы убили императора.

– Он не должен узнать, кто это сделал, – сказал Черепанов. – Завтра Александра Севера и Мамею найдут мертвыми. И никто не узнает, кто их убил. Я сообщу вам все пароли и дам каждому доспехи преторианцев из сирийской когорты: десятников и субпрефекта. Никто не посмеет вас остановить. Даже если вам не удастся остаться совсем незамеченными, свидетели скажут: августов убили сирийцы. А если вам не удастся…

– Удастся! – самоуверенно заявил Скулди. – Мы убьем их обоих. Но за смерть Мамеи ты должен нам заплатить. Аласейа сказал: все, кого мы убили, предстанут вместе с нами перед вотаном, когда мы умрем, и в Валхалле мне придется повозиться, чтобы заставить ее себе прислуживать. Справлюсь, но это нелегкая работа. Поэтому в этом мире я должен получить за нее золотом.

– Получишь, – усмехнулся Черепанов. – Но отправить ее в Валхаллу вы должны сегодня. Согласны?

– Ну да, – за всех ответил Агилмунд. – Такие дела лучше не откладывать.

– И золото лучше получить сегодня, – тут же добавил Скулди. – Сколько, Гееннах?

– Не беспокойся, Герул, – сказал Черепанов. – В обиде не будешь.

Что Черепанову всегда нравилось в Коршуновских головорезах – абсолютная уверенность в собственных силах. Вот он сейчас отправил их, четверых, на операцию, цель которой – завалить главу крупнейшего государства, находящегося в укрепленном охраняемом лагере двух преданных легионов, под личной охраной отлично подготовленной преторианской когорты… и ни один из них, даже педантичный Агилмунд, ни на миг не усомнился, что акция может окончиться провалом. А вот сам Черепанов такой абсолютной уверенности не испытывал. Ну да, Геннадий выдал им «облегченную» (без кирас, поножей и тому подобного железа) преторианскую форму, добытую, уж неизвестно как, Аптусом, и сообщил пароли, выведанные Манием Митрилом. Но то, что операция такого масштаба разрабатывалась неполные сутки и реализовывалась четверкой в сущности случайных людей, плохо укладывалось в Черепановском сознании. Ведь противостоять четверке германцев будут не салабоны, а тоже крутые парни. Понимают ли они это? Вспомнилось, как они с Плавтом удрали от вандалов. Неужели бойцы рыжебородого рикса Дидогала были хуже готов? Вряд ли. Да и Аптус, конечно, лучший из лучших, но ведь и преторианская гвардия набирается тоже из лучших…

Словом, неспокойно было примипилу Геннадию. И на душе и в мыслях. Провалится операция – беда. А зарежут Коршуновские «спецназы» императора… тоже нехорошо как-то. Дело в том, что нравился Черепанову Марк Аврелий Александр Север, повелитель великой Римской империи. По-человечески нравился. И как правитель – тоже: разумный… Одно его высказывание о том, что на государственные должности нужно ставить тех, кто избегает их, а не тех, кто их домогается, многого стоит.[79]Не кровожадный, простой в быту и в обращении (простой для императора, конечно), способный прислушиваться к чужому мнению… К сожалению, в первую очередь – к мнению своей мамаши, которая вертит сыном как хочет. Даже жену его, собственноручно выбранную, из палатина изгнала, как только та начала кое-какое влияние на мужа приобретать.[80]