От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе - Проспер Бауссонад

Подмастерья, страдавшие сразу и от оскорбления их человеческого достоинства, и от ущемления их интересов, решили, что их собственные корпорации, соперничающие с гильдиями, станут для них гарантиями свободы, равенства и справедливости, а также средством защиты, которую им больше не давал привилегированный ремесленный союз. В последнее столетие Средних веков стали возникать довольно многочисленные гильдии подмастерьев, которые во Франции получили название compagnonnage (товарищество. – Пер.), а в Германии bruderschaften (братства. – Пер.). Эти союзы рабочих были основаны и часто получали официальное признание под предлогом богоугодных дел, благотворительности или профессионального обучения. Порой их создавали без разрешения, и тогда это были тайные общества, где были в ходу загадочные обряды. Они вырывались за пределы жестких рамок одного города и охватывали целые области и страны, образовывали (например, в Рейнланде) настоящие федерации и заключали между собой договоры о союзе и взаимопомощи.

Эти новые объединения облегчили для своих членов приобретение профессиональных навыков, организуя их переезды из одного города в другой или из одной страны в другую, а также учебные поездки по всей Франции или по всей Германии, которые во второй из этих стран иногда продолжались целых пять лет. У них повсюду были помощники, с которыми они переписывались, и они могли обеспечить рабочих жильем и работой на справедливых условиях. При необходимости они могли заставить мастеров заключать договоры на выгодных подмастерьям условиях; иногда выгоды такого союза были доступны даже для женщин. Союзы подмастерьев имели своих чиновников, совет организации, членские взносы, казну, праздники и пиры, даже свою полицию и тайные встречи членов союза, примерно такие, как у «вольных каменщиков» – союзов строителей, которые стали прародителями масонских лож, то есть с романтичными обрядами приема в союз, клятвами и тайными знаками, посредством которых члены союза передавали друг другу сообщения. Более того, члены этих союзов были нетерпимы к чужакам, считали себя избранными и боролись против независимых рабочих (которых французы прозвали «лисами» и «дикарями»), чтобы принудить их к вступлению в свой союз. Они заявляли, что только они имеют право распределять подмастерьев по рабочим местам, устанавливать условия работы и размер зарплаты. Таким образом, они создали что-то вроде чернового варианта Первого рабочего интернационала, рядом с которым существовало бесчисленное множество других местных групп, братств, confréries, которые имели в основном религиозные задачи, но могли быть использованы рабочими для организации взаимопомощи и обороны, хотя церковь и государственная власть не одобряли это, а иногда и запрещали.

Некоторые из рабочих мелкой промышленности, несмотря на объединение подмастерьев в организации, были вынуждены согласиться навсегда остаться подчиненными, жили под управлением своих мастеров и принимали ту зарплату, которую им навязывали правила гильдии или постановления городских властей. Эти люди пополняли ряды городского пролетариата, но главным элементом этого класса все же были наемные рабочие крупной промышленности.

Эти рабочие крупных предприятий теперь стали более многочисленными, чем в предыдущую эпоху, и господство над ними крупных предпринимателей было сильнее, чем когда-либо раньше. Предприниматель раздавал им заказы по своему усмотрению, покупал изготовленную ими продукцию, платил им нищенскую зарплату, которой хватало, только чтобы не умереть от голода, обязывал их брать часть зарплаты натурой по произвольно установленным ценам и держал их в зависимости от себя с помощью умело рассчитанной системы авансов, которая втягивала их в долги и оставляла беззащитными перед кризисами перепроизводства и безработицей. Поэтому такие пролетарии были людьми всегда неспокойными и недовольными; это недовольство находило выход в забастовках или заключении союзов, которое сопровождалось бойкотами, если оказывалось невозможно ни умиротворить рабочих с помощью третейского суда, ни подавить их выступление силой. Поэтому же происходили попытки восстаний и революций, которые не один раз приводили к беспорядкам и кровопролитию в городах. Обычно пролетариат добивался лишь кратковременного успеха, который к тому же был омрачен насилием, нетерпимостью и тиранией. В конце концов победа оставалась за теми силами, которые традиционно защищали порядок и привилегии мастеров.

В это же время стали развиваться два присущих пролетариату зла – бродяжничество и нищенство. Целые толпы недовольных своей жизнью рабочих перебирались из одной страны в другую в поисках заработка. Именно так 20 тысяч рабочих из Нормандии во время Столетней войны эмигрировали в Бретань, другие нормандские рабочие добрались даже до Германии, множество фламандских рабочих пересекало Ла-Манш или Рейн, а немецкие рабочие расходились по Италии, Франции и Англии. В это же время преобразования в промышленности и становившаяся все сильнее, как ни мешали этому правила гильдий, конкуренция со стороны женщин и сельских жителей, которых предпочитали нанимать крупные предприниматели, а также иностранцев, стали причинами кризисов занятости – длительных периодов безработицы, породившей нищенство среди пролетариата. Толпы оставшихся без работы рабочих и других несчастных бедняков наполняли беднейшие кварталы и предместья городов в таком огромном количестве, что во Флоренции было 22 тысячи нищих, или же шли из города в город, прося милостыню. Во Франции их называли quémans или quaïmans.

Так в средневековую жизнь в ее завершающие годы прокрались две силы, нарушившие ее равновесие, – капитализм вверху и пауперизм внизу; к счастью, область их действия еще была ограниченна. Основная часть промышленных и коммерческих слоев общества, за исключением капиталистической буржуазии, с одной стороны, и пролетариата, с другой, жили в условиях более близких к достатку, чем к бедности, – по меньшей мере, в тех странах, которые не страдали от войны или других кризисов. У представителей средней и мелкой буржуазии часто были небольшие состояния. Организация мелкой промышленности всегда способствовала стабильности и гарантировала большинству ремесленников и мелких мастеров некоторый достаток. Даже рабочие при таком строе продолжали получать пользу от правил, которые защищали их от конкуренции, обеспечивали им право на труд и оберегали от переутомления.

Более того, рабочие получили выгоду от всеобщего повышения зарплат – в результате нехватки рабочих рук после великих эпидемий, – которому были бессильны помешать все указы правительства. В Италии и Испании новые зарплаты имели размер от двух до трех прежних. Средняя дневная зарплата итальянского рабочего увеличилась от 0,41 до 1,54 франка. Власти Франции указом от 1350 г. безуспешно попытались ограничить повышение зарплаты третьей частью ее прежней величины и ограничить дневную зарплату строителей пределами от 16 до 32 денье, в зависимости от времени года – зимы или лета. Этот указ был таким неудачным, что в Пуатье плотники, которые в 1349 г. зарабатывали 2 су, стали в 1422 г. получать 5 су, в 1462 г. 6 су, а в Париже строитель в 1450 г. получал эквивалент 4,6 франка – столько же, сколько наемный рабочий из того же союза зарабатывал в середине XIX в. В Англии рабочие этой же профессии зарабатывали в день 6 вместо 3 денье, а другие получали 5,5 вместо 3,5 денье. Торольд Роджерс утверждает, что реальная зарплата английского рабочего тогда была вдвое больше, чем в XII или XVII в. В Германии зарплаты в некоторых группах профессий в течение XV в. поднялись с 13 до 25 денье, а лодочник на Рейне зарабатывал в день целый флорин. В Вестфалии и Эльзасе номинальная и реальная зарплата стали равны, то есть работнику в точности хватало его зарплаты, чтобы оплатить расходы на жизнь.