Колесо в заброшенном парке - Борис Тараканов

Бурик пока молчал, но Стас уже чувствовал — лед тронулся. Только не надо торопить события.

— Мне снилось кладбище в какой-то деревне… — медленно начал Бурик. — Там были похороны. Народу было мало и все одеты как-то… по-старинному, что ли.

Все молчали и глядели на Бурика. Тот продолжал:

— Над могилой подняли гроб на таких плоских веревках…

— На вожжах… — вырвалось у Вовки.

Стас выразительно посмотрел на него.

— Не знаю, — ответил Бурик, — может быть. Гроб весь такой… с ручками. И он был обит чем-то металлическим.

Бурик замолк.

— Позументом? — спросил Стас.

— А что это такое?

— Понятно… Рассказывай дальше.

Бурик насупился.

— Я мертвецов боюсь…

Стас чуть не ляпнул банальную фразу, мол, живых надо бояться, а не мертвых, но нашел в себе силы промолчать. Бурик вздохнул и продолжил:

— Я будто стою в толпе… Ну, среди людей, которые на похоронах. Меня за руку держит печальная такая тетенька… Вообще-то она незнакомая, но почему-то я знаю, что это моя мама. Гроб опустили в могилу. Вдруг откуда-то появляется мальчик. Все очень испугались. Он подошел к могиле и поставил на табуретку сундучок. А потом он посмотрел на меня. А я — на него, только страшно уже не было. Наоборот, как будто мы друзья…

— Стас, — выдохнул доселе молчавший Вовка, — Это ведь похороны Никольского! А мальчишка с ларцом — это… я. То есть был когда-то… Я и мальчика вместе с мамой помню — мы действительно переглянулись. Но вот лиц вспомнить не могу. Как туманом обволокло.

— Странно все это, — неопределенно ответил Стас. — А дальше что было?

— А дальше телефон зазвонил.

В комнате повисла пауза.

— Это, наверное, мой ночной звонок…

— Да уж… — проворчал Вовка. — Не терпелось тебе про Безековича сообщить.

— А что мне оставалось делать? — повысил голос Стас.

— Не знаю! Безековичу уже было все равно, а мне спать хотелось. Вон и ребенка разбудил! То есть… — он осекся, — не ребенка, конечно…

— Вовка! Не гони волну, лучше расскажи подробно, что там было. — Вот уже двенадцать лет Стас не позволял себе задать Вовке этот вопрос. Но сейчас это было необходимо.

— Понимаешь… — начал Вовка, вспоминая, — Монахи-Сальваторы меня привели в какую-то комнату под землей и долго открывали тяжелую каменную дверь. Я не помню, как она открылась, но за ней было светло, а впереди простиралась дорога. Я пошел по ней, а пространство вокруг изменялось с каждым шагом — знаешь, как узор в калейдоскопе. Точнее, сама дорога как бы проходила внутри огромного калейдоскопа…

— Страшно было? — вырвалось у Добрыни.

— Нет, страшно не было. Наоборот, интересно… Как во сне. Потом эта дорога уперлась в холм. Калейдоскоп исчез, появилось небо, деревья… в общем, нормальный мир. И сразу стало холодно — ведь там была осень…

Бурик и Добрыня, глядя на Вовку, пооткрывали рты. В голове у обоих вертелось только одно слово: «Дорога». Именно ТА ДОРОГА!..

— Дядь Вов, а дальше? — Добрыня не утерпел первым.

— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не называл меня дядей! И говорил мне «ты». Вот обижусь, будешь знать…

— Извини, — Добрыня улыбнулся.

— Не томи, Вовка, — сказал Стас.

— Я стоял на холме, а вокруг было кладбище, где хоронили писателя Никольского. А у меня в сумке, в ларце, лежал его череп. — Он посмотрел на мальчишек и счел нужным пояснить: — Этот череп был украден одной сектой и прошел через какой-то жуткий обряд.

— Колдовской? — спросил Бурик.

— Ну… да, типа того. И поэтому он стал как бы аккумулятором какой-то неизвестной энергии. Этот череп потом то ли выкрал, то ли выкупил один родственник Никольского и решил отправить в Италию, чтобы его там отпели в православном храме и похоронили.

— Я об этом читал! — воскликнул Добрыня. — Только не все понял…

— Где? — спросил Вовка.

— Да книжка есть такая, про поезд-призрак! Так значит… это про вас… про тебя написано?!

Стас ударил себя по коленке.

— Фамилия автора случайно не Топорков?

— Ага.

— Юрка, вот прохиндей! И ведь до сих пор не подарил книжки с автографом, — сказал Вовка. — А чего ты там не понял?

— Да много чего… Например, почему эту черепушку повезли именно в Италию? Здесь, что ли, нельзя было похоронить?

— Не знаю… — ответил Вовка. — Говорят, Никольский очень любил Италию. Может, он что-то завещал?

Бурик и Добрыня смотрели на Вовку и Стаса с нескрываемым восторгом — шутка ли, живые герои из книги, и вот они — перед ними! И вообще — друзья. Хоть и взрослые уже…

— Понятия не имею, — сказал Стас.

— Я тоже, — ответил Вовка. — Ну а в Италии этот череп не успели похоронить — кто-то взял его в тот злополучный поезд, чтобы при въезде в туннель попугать девиц. Тут что-то случилось… В общем, как я понял, эта энергия, что загнали в череп, вырвалась на свободу. Вот и началось… Поезд каким-то образом перескочил сразу через несколько пространств.

— Это как? — поинтересовался Бурик.

— Я точно не знаю… Говорят, железные дороги разных пространств соединяются между собой. Вот только попасть из одного пространства в другое по железной дороге можно только при определенных обстоятельствах. При каких — боюсь, никто не знает. С тем поездом такие обстоятельства возникли: он начал хаотично перемещаться через Пространство и Время и грозил нарушить чуть ли не структуру Вселенной.

— Ни фига себе! — выдал Добрыня, мельком взглянув на Бурика. — Кажется, в книге этого не было…

— Чтобы это остановить, нужно было вытащить череп из поезда и сделать так, чтобы он покоился вместе с телом. Точнее, с тем, что к тому времени от тела осталось… Но кладбища тогда уже не существовало — его сравняли с землей. Вот Сальваторы и отправили меня в прошлое. Как я понял, они очень редко позволяли себе такие вещи, но здесь был особый случай.

— А почему они сами туда не сходили? — спросил Добрыня.

— Не знаю, — ответил Вовка. — Сами они почему-то не могли этого сделать… Для этого нужен был мальчик до четырнадцати лет. Понятия не имею, с чем это связано. Ну так вот, гроб уже опустили в могилу, и я хотел отдать череп священнику, но он испугался. Пришлось положить ларец на одну из табуреток, на которых ставили гроб. От меня действительно все шарахнулись.

— Конечно, — шутливо проворчал Стас, — впереться в девятнадцатый век в джинсовых шортах и с плеером. Только ты мог…

— Тебя ж туда не послали! — огрызнулся Вовка. — Ты, конечно, пошел бы туда в костюме-тройке и при галстуке. А мне тогда двенадцать лет было. Без плеера я бы в штаны наложил. Так хоть музыка отвлекала…