Мятежный «Сторожевой». Последний парад капитана 3-го ранга Саблина - Владимир Шигин

Одновременно докладываем:

Во время бесед комиссии и руководящих должностных лиц Военно-Морского Флота со многими членами экипажа, а также со всем личным составом большого противолодочного корабля “Сторожевой” люди выражали возмущение предательскими действиями САБЛИНА и просили заверить министра обороны, ЦК КПСС и лично товарища БРЕЖНЕВА Л.И. в том, что матросы, старшины, мичманы и офицеры глубоко осознали свое временное заблуждение и готовы к выполнению своего воинского долга.

По чрезвычайному происшествию ведется следствие для привлечения виновных к уголовной ответственности. Проведено партийное собрание, на котором явные виновники, в том числе САБЛИН, исключены из рядов КПСС. Экипаж корабля расформирован, корабль передан новому экипажу. БПК “Сторожевой” находится в строю, оружие и технические средства в исправности. На флоте приняты меры к исключению утечки информации.

Председатель комиссии Адмирал Флота Советского Союза С. Горшков. Члены комиссии генерал армии А. Епишев, вице-адмирал П. Навойцев, генерал-лейтенант С. Романов, контр-адмирал В. Сабанеев, генерал-майор Ю. Любанский, контр-адмирал М. Гуляев. 17 ноября 1975 г.»

Видевшие в те дни С.Г. Горшкова ветераны ВМФ рассказывали мне, что Главком был на редкость спокоен. Причины для спокойствия у него были. Да, ЧП на флоте действительно произошло громкое, но все дело заключалось в том, что мятеж организовал не обычный строевой офицер, а политработник, т.е. представитель КПСС на флоте, а это сразу делало главными виновниками происшествия политические органы и лично Гришанова с Епишевым. Кого и как они отбирают в политработники, кого направляют в академии, кого потом назначают на корабли? Это уже не епархия Главкома ВМФ, т.к. Главное Политическое Управление СА и ВМФ имело права отдела ЦК КПСС и было практически независимо от министра обороны, в свою очередь и ПУ ВМФ также действовало достаточно автономно от Главкома. Конечно, радости в происшедшем для С.Г. Горшкова было мало, т.к. помимо самого Саблина разом всплыла масса недоработок в организации службы, оповещении, умении командования разного уровня быстро и грамотно реагировать на быстроменяющуюся обстановку и брать на себя ответственность за принятие решений. Но и трагедии в происшедшем, думаю, Главком тоже для себя и всего ВМФ в целом не видел. Отсюда и его спокойствие при разборе обстоятельств мятежа на «Сторожевом». А вот у Епишева, думаю, настроение было совсем иное. И совсем уж неважно чувствовал себя отстраненный от работы в комиссии Гришанов, который, как оказалось, сам пригрел мятежного змея на широкой адмиральской груди.

* * *

Тем временем началось и расследование обстоятельств мятежа на БПК «Сторожевой» следственными органами КГБ.

Передо мной протокол самого первого допроса Саблина, подшитого в шестой том уголовного дела. Читаю: «Протокол допроса подозреваемого 10.11. 1975 г. г. Рига Латвийской ССР, старший следователь по ОВД подполковник Краснов в следственном изоляторе КГБ при Совете Министров Латвийской ССР с 2 часов 50 минут до 11 часов 10 минут (с перерывом с 6 часов 15 минут до 9 часов 55 минут на отдых) Саблина Валерия Михайловича, 1 января 1939 г. рождения, уроженца г. Ленинграда, русского, гражданина СССР, члена КПСС с июня 1960 г, образование высшее, окончил Политическую академию им. В.И. Ленина, женатого, жена — Саблина Нина Михайловна, служащего в вч 49358 заместителем командира по политической части, проживающего по адресу: г. Балтийск, ул. Ушакова, д. 26, кв. 57, несудимого, документы, удостоверяющие личность, изъяты при задержании».

Ниже рукой Саблина написано: «Мне объявлено, что я подозреваюсь в измене Родине, т.е. в совершении преступления, предусмотренного частью 1-й статьи 59-й УК Латвийской ССР. Подпись Саблин».

Допросы Саблина занимают несколько томов. А потому в эту главу я решил включить наиболее знаковые, на мой взгляд, вопросы следователя Добровольского и ответы подследственного Саблина.

Первый допрос Саблина был проведен в Риге уже 10 ноября, в тот же день был проведен и второй допрос. Но уже 11 ноября Саблин был переправлен самолетом Ан-24 в Москву. Вместе с ним были переправлены туже же для окончательного расследования всех обстоятельств дела все офицеры и мичманы «Сторожевого». При каждом был персональный сопровождающий. Саблина сопровождали два оперативных сотрудника.

Начиная с 12 ноября Саблина допрашивали уже в следственном изоляторе КГБ в Лефортово. Впрочем, режим допросов был не слишком жесткий, и они проводились далеко не каждый день. При этом порой перерывы по каким-то причинам бывали весьма значительными.

Всего Саблина допрашивали двадцать четыре раза. Наиболее интенсивно допросы шли в ноябре, не считая двух рижских допросов, его допрашивали 12, 13, 14, 16, 19, 21 и 28 ноября. На допросе 19 ноября Саблину было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного частью 1-й статьи 59-й УК Латвийской ССР.

В декабре Саблина допрашивали всего два раза — 2 и 22 числа, в январе семь раз — 6, 8, 10, 12, 13, 14 и 24. В феврале три — 11, 12 и 23. В марте опять три раза — 1, 5 и 23. Это вовсе не означает, что следователи работали спустя рукава. Помимо допросов Саблина допрашивался также Шейн, допрашивались другие участники и свидетели событий 8—9 ноября 1975 года. Шла работа с документами. Определенного времени требовалось и для оформления материалов уголовного дела.

Первоначально к следствию помимо главных фигурантов дела Саблина и Шейна были привлечены: мичманы Бородай, Величко, Вавилкин, Гоменчук, Скоуденов, Хомяков, матросы Саливончик, Сахневич, Калнычев и лейтенант Дудник. Однако потом в ходе следствия обвинения со всех них были сняты, и они уже проходили по делу как свидетели. Разумеется, что при желании, учитывая поведение всех вышеперечисленных лиц во время мятежа, их можно было надолго упечь за решетку, наглядно продемонстрировав всю жесткость по отношению к тем, кто нарушил присягу. Однако следователи вовсе не пытались раздуть дело Саблина до масштабов массового заговора, прекрасно понимая, что в силу сложившихся обстоятельств все 10 изначально привлеченных к следствию фигурантов сами толком не понимали, что реально происходит на корабле и какие цели преследует Саблин. И все это происходило на фоне того, что на Западе пресса, телевидение и радио рассказывали страшилки о мятеже на советском эсминце, в результате которого было без суда и следствия расстреляно 80 человек...

То, что в ходе следствия сразу десять фигурантов были переведены из категории обвиняемых в категорию свидетелей, я считаю вовсе не проявлением слабости власти или ее боязни негативной реакции на Западе, а, наоборот, признаком исключительно взвешенного подхода к произошедшему ЧП.

Анализируя методику построения допросов, можно сказать, что вопросы подследственному задавались в достаточно корректной и вежливой форме. Все его инициативные заявления (как, например, заявление о недостатках в ВМФ) также подшивались к делу и принимались во внимание. По времени ответов на вопросы Саблина никто не ограничивал, поэтому некоторые его ответы весьма пространны и занимают по несколько листов. Каждый лист допросов в обязательном порядке подписывался Саблиным.