От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

В июле я выехал в Варшаву и затем в г. Прасныш Плоцкой губернии, где стояла лагерем 8-я пехотная дивизия.

Пробыв 2 года в Маньчжурии, я с любопытством ко многому присматривался, и заключения получались невеселые. Особенно поражало шатание многих старших начальников: одни как бы усомнились в своих силах, другие, правда единичные, уже готовились пойти по новому течению, если бы оно возымело успех. Довольно вспомнить три письма генерал-лейтенанта Церпицкого, помещенные в газете «Русь», при помощи которых он явно пролагал себе путь в военные министры, если бы, неровен час, новое течение одержало верх. Издатель «Руси» Суворин (сын Алексея Сергеевича) восхищался этими письмами и говорил, что каждое слово в них дышит правдою, очевидно не подозревая, что в армии много лет существовала поговорка: «Врет как Церпицкий».

Когда в Варшаве я ехал с вокзала по Налевкам, всюду были видны патрули лейб-гвардии Волынского полка.[218] Один из таких патрулей остановил меня и доложил:

– Ваше превосходительство, вам дальше ехать нельзя, на вас готовится покушение.

– Верно какое-нибудь недоразумение, я только что приехал с Дальнего Востока и в Варшаве не был с 1897 года.

– Позвольте узнать вашу фамилию?

– Экк.

– А мы вас приняли за генерала, – и назвал совсем другую фамилию – извольте ехать, наши патрули тут по всему кварталу.

В Варшаве я застал двух старых друзей: помощника командующего войсками генерал-лейтенанта Федора Константиновича Гершельмана и начальника штаба округа генерал-лейтенанта Самсонова, людей долга, непоколебимых убеждений, и сразу почувствовал себя в родной среде.

Представившись командующему войсками генерал-адъютанту Скалону, я выехал в город Прасныш, в пяти верстах от которого находился дивизионный лагерь 8-й дивизии.

Мой предшественник генерал-лейтенант Михайлов уходил в отставку и хорошо делал, так как он не был в состоянии бороться с новыми вредными веяниями, лавировал и несомненно расстроил бы в дальнейшем эту прекрасную во всех отношениях дивизию.

Прибыв в лагерь, со следующего же дня приступил к приему дивизии. Начал с инспекторского опроса по полкам. Серьезных жалоб никем заявлено не было, но меня поразил понурый, угрюмый вид 30-го пехотного Полтавского полка.[219] Люди не смотрели в глаза, на вопросы отвечали вяло, как бы неохотно. Тогда я громко спросил командира полка:

– Какая вина лежит на полке, в чем полтавцы провинились, что стоят столь понурые и не смотрят мне в глаза?

И получил от командира ответ очень меня поразивший:

– Разрешите, Ваше превосходительство, мне после доложить, без свидетелей.

– Тогда так: ведите полк домой и пожалуйте ко мне сегодня в восемь часов вечера.

Прибыв ко мне, командир полка с места начал жаловаться на трудность командования полком в то неспокойное время, ни в ком не видишь поддержки, ни на офицеров, ни на солдат ни в чем положиться нельзя и т. д. Выслушав его до конца, спросил:

– А где же во всем этом командир полка? Давно ли вы командуете полком?

– Два года.

– Мы с вами оба офицеры Генерального штаба, так будемте откровенны до конца. Из всего вами доложенного, я вывожу заключение, что вы не только тяготитесь командованием полком, но даже боитесь полка. При таком положении, оставаясь далее командиром, вы только вредите полку и самому себе, можете погубить себя по службе. Сколько вы лет служите?

– На днях мне исполнится 25 лет в офицерских чинах.

– Так либо переходите куда-нибудь, либо подавайте в отставку.

– Позвольте мне выбрать второе и помогите мне.

Я сейчас же дал согласие и обещал полное содействие к скорейшему проведению его отставки.

Я уже получил одного верного помощника в лице генерал-майора Зарако-Зараковского, назначенного командиром 2-й бригады 8-й дивизии. Теперь вошел с ходатайством о назначении состоявшего в распоряжении Главного штаба бывшего командира Бугульминского полка полковника Горелова командиром 30-го пехотного Полтавского полка.

В умелых, благожелательных руках Горелова Полтавский полк быстро поднял голову и мог смело соревноваться во всем с прочими полками дивизии.

Обстановка для меня была очень благоприятная. Находясь последние два года в Маньчжурии, я был совершенно вне сомнений, закравшихся в души многих начальников, переживших смуту внутри России; лагерное поле под Праснышем, имея в своих границах довольно большое пространство песчаных бугров и рощу, позволяло фактически укреплять позицию, окапываться при наступлении и наглядно показывать приемы сближения в темноте с позицией противника до расстояния прямого выстрела, атаки ее накоротке с первыми проблесками рассвета. Штабом округа были отпущены 800 рублей на приобретение материалов для сооружения искусственных препятствий, и явилась возможность наглядно показать, как строить полевые укрепления, усиливать их искусственными препятствиями: волчьими ямами, колючей проволокой, проволочными петлями и прочим, а, главное, как их атаковать открытою силою, как их отстаивать.

Под свежим впечатлением войны подобные занятия в высокой степени заинтересовали всех; об обременении занятиями не было речи. Я целые дни, часто ночи, проводил с полками в поле, и командование 8-й дивизией с 14 июля 1906 по 1 октября 1907 года было сплошным для меня удовлетворением, и проведенные с ней два лагерных сбора дали мне возможность проверить и провести в жизнь новые требования, поставленные войскам войною с Японией, и убедиться, что эти требования быстро и очень охотно воспринимались войсками.

Главнейшие из этих требований сводились к следующим: а) полное единение пехоты со своей артиллерией, взаимная их вера в то, что при полной согласованности их действий успех всегда обеспечен; б) только полная физическая втянутость, особенно умение легко всходить и спускаться по кручам, пробегая версты по пахоте или болотистому грунту, сохраняя свободу дыхания, дает возможность офицерам успешно руководить боем и не выпускать частей из своих рук; в) умение начальников всех степеней, начиная со взводных командиров, вести самостоятельно бой и никогда при этом не забывать, что первый залог успеха – всеми своими действиями помогать успеху соседей; г) не злоупотреблять работою охотничьих команд, ограничивая их деятельность по прямому их назначению непрерывною разведкой противника; не сводить охотничьих команд в отдельные отряды, давая им при этом самостоятельные боевые задачи. Сколько погибло отборнейших офицеров и людей из-за того, что некоторые начальники возлагали на охотничьи команды такие задачи, которых они сами не решались выполнять целыми частями.