Молот и крест - Гарри Гаррисон

Нет, решает Шеф. Может, этот бог и хитер, но внешность у него не Локи. Внешность не Айвара. Взгляд его проясняется еще больше, и Шеф понимает, что он уже видел этого бога. Это тот самый бог, который смотрел на него, словно он лошадь, выставленная для покупки. И выражение у него на лице – конечно, это ему принадлежит заинтересованный голос, который дважды предупреждал его. Это мой защитник, думает Шеф. Но этого бога я не знаю. Интересно, каковы его принадлежности. И какова цель? Каков его символ?

И тут Шеф неожиданно понимает, что играют они вовсе не на доске, а на карте. Не на карте мира, а на карте Англии. Он старается разглядеть карту, уверенный, что боги знают, где его враги и что собираются делать. И в это время понимает, что находится на каминной доске, как мышь в королевском зале. И, как мышь, думает он, я вижу, но не понимаю. Игроки передвигают фигуры, смеются голосами, напоминающими гром. Но для него все это не имеет смысла. И однако он здесь, и он уверен, что его перенесли сюда, чтобы он видел и понял.

Веселое лицо поворачивается к нему. Шеф застывает, не зная, что делать: прятаться или оставаться на месте. Но лицо знает, что он здесь. Оно протягивает ему фигуру, а остальные боги в это время заняты игрой.

Ему говорят, соображает Шеф, что он должен взять эту фигуру.

Что это? Королева, наконец он это видит. Королева. С лицом...

Незнакомый бог смотрит на него сверху вниз, небрежно, отпуская, машет рукой. И, словно подхваченный ураганом, Шеф летит вниз, в лагерь, к своей постели, к своему одеялу. И, падая, узнает, чье лицо было у фигуры королевы.

* * *

Шеф резко сел. Годива, подумал он. Сердце его отчаянно билось. Должно быть, мое собственное желание послало мне это видение. Как может девушка воздействовать на борющихся на карте противников?

Снаружи шум и суета, лошадиный топот, чьи-то обутые в сапоги ноги идут к нему, не обращая внимания на окрики дежурных танов. Шеф натянул рубашку и раскрыл дверь, прежде чем эти сапоги дошли до нее.

На него смотрело знакомое лицо: молодой Альфред, по-прежнему с золотым кольцом на голове, как и раньше, со свежим, полным нервной энергии лицом, но с мрачным выражением в глазах.

– Я дал тебе этот округ, – сказал он без всяких предисловий. – Теперь я думаю, что следовало отдать другому, твоему врагу. Альфгару. Альфгару и его калеке-отцу. Они вместе с моим предателем-епископом и королем Бургредом, моим зятем, изгнали меня из моего королевства.

Выражение лица Альфреда изменилось, на нем отразилась усталость и поражение.

– Я здесь как проситель. Я изгнан из Вессекса. Не успел собрать своих верных танов. Армия Марсии идет по моим следам. Я спас тебя: спасешь ли ты меня?

Обдумывая ответ, Шеф услышал шум, топот. Вестник, слишком спешный, чтобы обращать внимание на протокол. Как только человек увидел Шефа в дверях, он сразу стал излагать тревожные новости: – Маяки, лорд ярл! С моря подходит флот. Не менее сорока кораблей. Те, что на страже, говорят, что это может быть только – Айвар.

Шеф видел, как на лице Альфреда появилось выражение ужаса, ощутил холод внутри, пришел к выводу. Альфгар с одной стороны. Айвар с другой. А что у них общего. У одного я отобрал женщину. Другой забрал эту женщину у меня. Я могу быть уверен, что боги послали мне истинное видение. Ключ ко всему – Годива. Что-то приказывает мне использовать ее.

Став ярлом, Шеф сразу понял, что новости никогда не бывают такими хорошими или плохими, какими кажутся при первом прослушивании. Так оказалось и на этот раз. Маяки прекрасно оповещают об опасности, ее направлении, даже о количестве врагов. Но они ничего не говорят о расстоянии. Цепь сигнальных маяков растянулась по всему побережью Линкольншира. Это может означать только, что Айвар – если это действительно Айвар – вышел из Хамбера под встречным ветром. На это сразу указал Бранд. Значит, ему еще не меньше трех дней, если не больше.

Что касается Бургреда, а также Вульфгара и Альфгара, то Альфред был уверен, что его преследуют и что король под давлением своих епископов намерен полностью разбить армию Пути и подчинить себе всю Англию к югу от Хамбера. Но Альфред молодой человек, скачет он быстро, и с ним был только один личный телохранитель. А Бургред известен великолепием своего лагеря и количеством повозок, на быках, которые его сопровождают. Для него сорок миль – это четырехдневный марш.

Шеф может ожидать тяжелый удар от каждого из врагов. Но это удар не будет неожиданным.

Но это не имеет значения. Занимаясь повседневными делами, Шеф думал о том, что ему предстоит сделать – и к кому он может обратиться за помощью в такой ситуации. На этот последний вопрос ответ только один. Как только Шеф сумел освободиться от своих советников, разослав их с тем или иным поручением, он незаметно выскользнул из ворот своего бурга, отправил назад обеспокоенных стражников, которые хотели сопровождать его, и как можно незаметнее прошел по заполненным народом улицам.

Как он и ожидал, Хунд был занят в своей палатке, он лечил женщину, внезапный ужас которой при появлении ярла свидетельствовал о виновности: шлюха или деревенская ведьма. Хунд продолжал обращаться с ней, словно она жена тана. Только когда она ушла, он сел рядом с другом, как всегда, молча.

– Мы однажды спасли Годиву, – сказал Шеф. – Я собираюсь сделать это снова. Мне нужна твоя помощь. Я никому не могу сказать, что собираюсь сделать. Поможешь?

Хунд кивнул. Поколебался.

– Я тебе всегда помогу, Шеф. Но я должен спросить. Почему ты решил сделать это именно сейчас? Ты мог попробовать вернуть Годиву уже несколько месяцев назад, когда у тебя было гораздо меньше забот.

Шеф холодно рассчитывал, что можно безопасно открыть другу. Он уже знал, для чего ему нужна Годива. Это приманка. Ничто не может рассердить Альфгара больше, чем если Шеф украдет Годиву. И если он представит это как оскорбление со стороны Пути, союзники поддержат Альфгара. Он хочет, чтобы они устремились за Годивой, словно большая рыба, бросающаяся на добычу. Прямо к Айвару на крючок. И Айвара тоже можно приманить. Напоминанием о женщине, которую он потерял, и о мужчине, который отобрал ее.

Но ничего этого нельзя говорить даже Хунду, ближайшему другу детства. Ведь Хунд друг и Годивы.

Шеф позволил своему лицо принять смущенное и обеспокоенное выражение.

– Знаю, – сказал он, – я должен был сделать это раньше. Но вдруг мне стало страшно за нее.

Хунд взглянул другу в глаза.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Надеюсь, у тебя основательная причина. Как мы это сделаем?

– Я выберусь в сумерках. Жди меня там, где мы тренируемся в стрельбе из катапульт. Я хочу, чтобы ты за день собрал с полдюжины человек. Но слушай. Они не должны быть северянами. Все англичане. Все фримены. И они должны выглядеть, как фримены. Как ты. – Шеф имел в виду – малого роста и недокормленные. – С лошадьми и припасами на неделю. Но одеться бедно, не в ту одежду, что мы им дали.