Вся моя жизнь - Джейн Фонда

Никсон с Киссинджером были не первыми, кто сознательно вводил свой народ в заблуждение относительно войны. Линдон Джонсон – собственно, как и Никсон, – который хотел активизировать военные операции, чтобы не проиграть войну, утверждал, что корабли Северного Вьетнама безо всякого повода обстреляли американский флот в Тонкинском заливе. Это позволило ему убедить Конгресс принять Тонкинскую резолюцию и начать бомбить Северный Вьетнам. Информация об инциденте в Тонкинском заливе оказалась ложной.[66] 1 По-моему, эту страшную “утку”, целью которой было оправдание войны, превзошли только действия администрации Буша-младшего, сумевшей добиться у Конгресса санкции на ввод войск в Ирак.

Затем, в 1972 году, народ обманули окончательно: вопреки однозначному требованию Конгресса прекратить военные действия и предвыборным заверениям Киссинджера о близком мире, 17 декабря начались массированные бомбардировки Ханоя и Хайфона, которые продолжались до первой недели нового года. Северный Вьетнам задействовал средства ПВО, что дорого нам обошлось. 99 пилотов погибли, 31 попал в плен.

Обессиленные, с мерзким осадком на душе, мы с Томом отправились на показ “Последнего танго в Париже”, но ушли посередине сеанса: мысли о бомбежках не давали увлечься сценой анального секса со сливочным маслом.

Почему пять президентских администраций как демократов, так и республиканцев, зная (это следует из документов Пентагона), что в этой войне победить нельзя – если только не вести войну на полное уничтожение противника – и без эскалации военных действий поражения не избежать, почему они предпочли отсрочить провал, скольких бы жизней это ни стоило?

Отчасти ради победы на выборах. В ноябре 1961 года президент Кеннеди сказал Артуру Шлезингеру, что, если США ввяжутся в войну во Вьетнаме, мы проиграем точно так же, как французы. Однако Кеннеди опасался уступить правым на следующих выборах, откажись он от этой идеи.

На мой взгляд, тут дело в ложном понимании мужской силы, в боязни проявить нерешительность и излишнюю мягкотелость в чем бы то ни было, особенно по отношению к коммунизму, терроризму и любой другой кажущейся угрозе. Здесь уместно процитировать Дэниела Эллсберга, который посвятил анализу политики США во Вьетнаме, наверное, больше времени и сил, чем кто-либо еще в Америке.

“Я склонен думать, – сказал он в интервью журналу Salon 19 ноября 2002 года, – что Линдон Джонсон не желал прослыть слабаком перед коммунистами. Как Джонсон объяснял это Дорис Кернс, если он уйдет из Вьетнама, его сочтут бабой, тряпкой, конформистом… За последние полвека немало американцев и, пожалуй, еще в десять раз больше азиатов погибли из-за того, что американские политики боялись прослыть слабаками”.

К сожалению, святая вера некоторых американцев в наше всемогущество (в “мужской характер”) дает им основания думать, что США имеют право уничтожить любой неугодный им режим и не уважать ООН. В The New York Times это недавно назвали “рефлекторным подчинением” нормам международного права. Джошуа Голдстейн, эксперт в области международных отношений, профессор Американского университета (Вашингтон), пишет в своей книге “Война и гендер”: “У войны мужское лицо, и точно так же мир ассоциируется с женской половой идентичностью. Поэтому, если мужчина выступает против войны, его мужская сила становится объектом насмешек”. Его обзывают тряпкой, слюнтяем, бабой. Бойтесь мужчин, которые, отзываясь о “другой стороне”, используют оскорбительные для женщин слова. В их сознании национальная мощь объединяется с их собственной потенцией. Для них лучше уйти с арены публичной жизни, чем услышать обвинения в том, что они сдались. Самые опасные лидеры – те (как правило, мужчины, но не всегда), кого родители (как правило, отцы, но не всегда) воспитывали слишком сурово и часто стыдили. Свое право на членство в “клубе мужчин”, пропуском куда служат сила (агрессия, нетерпимость к гомосексуализму) и иерархические ценности (расизм, женоненавистничество, власть), они доказывают при помощи войн и пропаганды социального неравенства. Женщины – и думающие мужчины – должны показать пример демократической возмужалости, за которую не пристыдишь, потому что принцип превосходства для нее неактуален.

В последние несколько лет это стало ясно, как никогда ранее. Вспомним Джорджа Буша-младшего с его воинственным призывом “Вперед, в бой!” и вызовом Джону Керри: “Что, пороху не хватает?” Добавим к этому намеки Дика Чейни на мягкотелость Керри, который поддерживал позицию ООН, и фразу генерал-лейтенанта Уильяма Бойкина “я знал, что мой Бог главнее его Бога”. Это старозаветное “мой главнее твоего” и стремление к руководящей роли опасно раскачивают мир и губят не просто некоторых женщин, мужчин и детей, но и целые народы. Глория Стайнем в книге “Революция изнутри” написала, что нам следует сменить патриархальные установки, “если мы больше не хотим плодить лидеров, чьи юношеские, не известные нам комплексы проявятся потом во внутренней и международной политике”. Отчасти поэтому сегодня, в своем третьем акте, я не жалею сил на то, чтобы мальчики и девочки научились сопротивляться этим необоснованным и пагубным, порождающим жестокость гендерным нормам.

История показывает, что никто – ни нация, ни отдельно взятая личность – не может вечно занимать высшую ступень пьедестала. И если на пути к вершине вы остаетесь скромным, способным к сопереживанию человеком, значит вы подаете людям хороший пример и не останетесь в одиночестве, когда снова окажетесь внизу. Всегда лучше плавно завершить свой путь среди друзей, чем потерпеть крушение на территории противника.

Довольно нам одиноких рейнджеров во всех их ипостасях – даже в моем лице.

Я любила Тома и благоговела перед ним одновременно. Он был мне другом, наставником, любовником, спасителем, опорой во всём, и я надеялась когда-нибудь стать такой, как он. Я видела в нем кристально честного, бескорыстного человека, неутомимого исследователя человеческой природы. Мне нравилось смотреть, как он “проглатывает” книгу за книгой, как, исписывая одну за другой желтые страницы в своих любимых больших блокнотах, выгибает кисть левой – рабочей – руки, словно крабью клешню.

Помню тот день, когда он позвонил своей матери, Джин, и сообщил ей, что я беременна. Последовала долгая пауза. “Что такое, мам?” – спросил он и дальше только слушал, время от времени поглядывая на меня.

Повесив наконец трубку, он сказал: “Знаешь, мама спрашивает, не собираемся ли мы пожениться. Она говорит, ребенка вне брака люди не одобрят. Она сказала, Джонни Карсона[67], когда вы начнете рассуждать в его программе о войне, гораздо больше может заинтересовать, почему вы не женаты. Сказала: вы хотите еще и с этим бороться, мало вам борьбы?”