Люди Кода - Павел Амнуэль

— Давай, — согласился Андрей.

Хаим исчез — возможно, это был, по его мнению, новый способ игры в прятки. Андрей чувствовал, что мальчишка отправился куда-то по одной или сразу нескольким сфирот, но ориентрировался он в этом мире еще слабо и уверен был, что Хаим тоже, скорее всего, заблудится. Что он понимает, на самом-то деле, в измерениях этики, и как, спрятавшись в глубинах сложных этических проблем, задаваемых материальным миром, он сможет потом выбраться?

Оставалось единственное: броситься вдогонку, стараясь не упускать Хаима если не из виду, то из мыслей.

По сути, мальчики на собственном опыте — на уровне инстинктов, и не более того! — учились ходить (будем называть это так) в новых для них мирах. Они полагали это игрой. На докодовом языке это называлось процессом познания.

И.Д.К. первым понял опасность подобного опыта не для мальчиков, конечно, но для мира (даже младенец, нелепо размахивая ручками, может столкнуть со стола на пол хрупкий, но ценный предмет), и возглас его был немедленно воспринят как сигнал тревоги.

— Люда, — позвал он, — где Андрей?

Людмила повернулась к сыну, разговаривавшему с юношей из Древнего Вавилона, погибшим когда-то от упавшего ему на плечи строительного камня.

— Андрюша, — спросила она, — с тобой все в порядке?

— Да, — рассеянно отозвался Андрей, соображая, на какой из планет воскресшему парню будет удобнее дожидаться родителей.

Интонация сказала Людмиле больше, чем положительный смысл ответа.

— Илья! — воскликнула она. — Илья, что произошло?!

— Пока не знаю, — подумал И.Д.К.

— Они играли, прятались друг от друга, — сказал Йосеф.

— Нет, — поправил Муса, — они гонялись друг за другом.

Каждый из них ощутил следы, оставленные Хаимом и Андреем в пространствах, временах и иных измерениях, но следы эти выглядели несвязанными друг с другом точками — помочь они не могли.

— Дина, — позвал И.Д.К., — ты наверняка видишь дальше.

— Наверное… может быть… Но я не знаю, что я вижу, и я не знаю, есть ли в том, что я вижу, след Хаима…

— Покажи мне.

Дина потянулась к нему, как совсем недавно, когда они были одни, И.Д.К. провел ладонью по ее спутанным волосам, успокаивая, вгляделся в отражения миров, падавшие из черных зрачков, и не увидел там ничего, кроме поднимавшейся все выше волны страха. И тогда он…

…опустился на колени…

…возник, стал ярким, как Солнце, и понесся на него черный туннель…

…распалось на атомы, поскольку на какую-то микросекунду прервались, обратились в ничто все межатомные силы…

…но почему же так больно, если боль — материальна?..

x x x

В одной из дискуссий мне довелось услышать немало критических замечаний по поводу последней части моего расследования. Профессор Яаков Бен-Дор (Израиль-3, Институт темпоральной генетки) утверждал, например, что я просто не знаю психологию, иначе не допустил бы в тексте столь «фривольного», как он выразился, обращения с основными законами причинных сфирот.

Отвечу на главные претензии оппонентов сейчас, прежде чем приступить к заключительной части повествования, и оставляю за собой право на "последнее слово".

Полагаю, что никто не станет спорить с утверждением о том, что любой закон природы имеет локальный характер и выполняется лишь в ограниченном числе измерений мироздания, да и то не на всем их протяжении. Закон сохранения энергии, универсальный в четырехмерном материальном мире, теряет смысл, если выйти из простого четырехмерия в стандартный мир трехмерного времени. В нематериальных сфирот нет закона сохранения заряда или, допустим, момента движения.

Тогда почему столь активное противодействие вызывает тот очевидный факт, что первые люди Кода самим своим появлением в ограниченном многомерии изменили причинные блоки, сместили «мостики» пересечений, и все, что нынче изучает наука, называющая себя физикой, возникло, в определенном смысле, именно в результате действий И.Д.К. и его спутников?

Современный ребенок неспособен на поступки, совершенные Хаимом и Андреем. Современный ребенок, с другой стороны, попав в ситуацию, аналогичную той, что возникла в результате неумелого использования Хаимом и Андреем многомерных пространств, не станет впадать в панику и сделает то, что подскажет ему инстинкт. Инстинкта в современном понимании не могло быть ни у кого из первых людей Кода.

Думаю, это станет понятно из дальнейшего.

x x x

Небо было голубым, чуть блеклым у горизонта, и редкие перистые облачка, похожие на резвящихся гусениц, казались будто налепленными на невидимое стекло, отделившее воздух, подкрашенный разбавленной краской, от пустоты, в которой висело, опираясь на твердые лучи, слепящее южное солнце.

Андрей зажмурил на миг глаза, ощущая себя вновь мальчишкой на планете Земля и не понимая — нравится ли ему это прежнее и уже забытое ощущение.

Он был на Земле — так подсказывала интуиция. Он стоял посреди асфальтового шоссе, ноги его были босы, а курточка — та самая, в которой он приехал с мамой в Израиль, — жала в плечах.

Путь. Он погнался за Хаимом и оказался здесь и сейчас. Где и когда? Андрею показалось, что он слышит слабеющий голос, будто эхо собственных мыслей. Хаим уходил, возможно, он даже решил, что спрятался, наконец, от Андрея и, следовательно, победил в их нехитрой игре.

— Погоди! — сказал Андрей, но Хаим уже не слышал.

Андрей был на Земле — теперь он мог утверждать это, полагаясь не только на интуицию. В двух десятках метров от него шоссе было перегорожено шлагбаумом, а дальше начинался город — серые, в основном двухэтажные, дома с плоскими крышами и надписями на фасадах, сделанными прямо на камне выпуклыми красками. Какие-то иероглифы, похоже на японские, а может, и на китайские. Город выглядел чужим, а солдат, который направлялся к Андрею, на ходу стягивая с плеча автомат, казалось, не мог иметь к этому городу, к этому небу и вообще к этой жизни никакого отношения.

Асфальт был теплым, но мелкие песчинки неприятно впивались в кожу, и Андрей представил, что на ногах у него кроссовки фирмы «Адидас». Ступням сразу стало удобно и легко, Андрей сделал несколько шагов навстречу солдату, пытаясь, между тем, обнаружить в собственном подсознании ответ на два простых вопроса: где и когда?

Солдат быстро заговорил на непонятном Андрею языке, показывая на домик, стоявший метрах в десяти от шлагбаума. Андрей пожал плечами и пошел за солдатом, надеясь, что сможет получить ответы не только на два простых вопроса, но и на один, более сложный: что ему теперь делать?

Город, в который вливалась дорога, казался вымершим — не только потому, что ни на улицах, ни в домах не было заметно никакого движения, безжизнным казался сам воздух. Андрей не смог бы определить точно свои ощущения, но они были именно такими: безжизненный воздух накрыл прозрачным куполом безжизненный город на безжизненной земле.