Трущобы Севен-Дайлз - Энн Перри

Наррэуэй внезапно остановился и посмотрел на Питта.

– Гаррику в обозримом будущем ничего не грозит. Чего я не могу сказать про Сандермана. Впрочем, я уверен, что он осознаёт грозящую ему опасность и потому будет держать рот на замке. Если бы для успокоения своей совести он хотел стать мучеником, то уже давно бы это сделал. Для него важно жить в Севен-Дайлз. Это его путь спасения души. Думаю, он скорее умрет, чем пожертвует ею. А Йейтс и Ловат мертвы.

– Так, значит, это Аеша? – неуверенно уточнил Питт. – Это ее месть?

– Возможно, – ответил Наррэуэй. – И да видит бог, я ее не виню… разве только за то, что она втянула в это дело Райерсона. И то, возможно, у нее не было иного выхода. Той ночью он оказался в ее доме по чистой случайности, как раз в тот момент, когда она собиралась избавиться от тела и потому не могла знать, что он поможет ей, а не позвонит в полицию – как он наверняка бы и поступил, возобладай в нем инстинкт самосохранения.

– Но почему она ждала целых пятнадцать лет? – перебила его Шарлотта. – Если бы убили кого-то из моих родных, я бы точно не стала ждать так долго.

Наррэуэй с любопытством посмотрел на нее.

– Я бы тоже, – с чувством произнес он. – Возможно, этому долго что-то мешало. Например, неведение? Или отсутствие помощи? Власти? Содействия со стороны других, их убежденности, денег? – Он посмотрел сначала на Питта, затем на Шарлотту, как будто ждал от них подсказки. – Что бы вас вынудило ждать, миссис Питт?

Она на мгновение задумалась. Мимо по булыжной мостовой прогрохотала запряженная шестеркой тяжеловозов телега с пивными бочками. Лошадиные гривы развевал ветер, солнце играло на начищенной сбруе.

– Если бы я вообще об этом не знала, – сказала она. – Или если бы это не касалось моих родных, или если бы я не знала, кто это сделал или где этого человека искать. Или же ситуация не позволила бы мне уехать…

– Что за ситуация? – перебил ее Наррэуэй.

– Например, болезнь, – сказала она. – Кто-то, за кем бы я должна была ухаживать, ребенок или кто-то из родителей. Или кто-то, кто был под моей опекой, и, уехав, я бросила бы его на произвол судьбы. Или же кто-то, кто мог пострадать от моих действий. Скажем так, заложник судьбы.

Наррэуэй кивнул и вопросительно посмотрел на Питта.

– Только если бы я ничего не знал, – ответил тот. Стоило ему это сказать, как в его памяти как будто что-то шевельнулось. – Я слышал про этот пожар, но все, с кем я разговаривал, считали, что это был несчастный случай. По крайней мере, так они все говорили. Но как Аеша узнала, что это не так?

Лицо Наррэуэя приняло суровое выражение.

– Что ж, хороший вопрос, Питт. И я бы очень хотел получить на него ответ. Вот только, увы, я понятия не имею, где его искать. Я вообще хотел бы узнать обо всем этом как можно больше. Например, действовала ли Аеша Захари в одиночку или же за ней кто-то стоит? Кто еще мог знать об этой резне? И почему этот человек не разоблачил преступников еще в Египте? Зачем было ждать, зачем убивать кого-то в Лондоне? – Говоря эти слова, Наррэуэй слегка понизил голос. Было видно, что его душит гнев и ему с трудом удается держать себя в руках. – И самое главное – это только личная месть, которой все и ограничится, или же начало чего-то большего?

Томас и Шарлотта молчали. Вопрос был слишком велик, а ответ на него – страшен. Питт машинально положил Шарлотте на плечо руку и привлек ее к себе. К сожалению, слов у него не нашлось.

Веспасия была в гостиной – составляла в букет белые хризантемы и медно-желтые листья бука, плававшие в плоской вазе от Лалик, – когда в вестибюле послышались сердитые голоса. Она удивленно обернулась, и в следующий миг двери распахнулись, и мимо горничной в гостиную ворвался Фердинанд Гаррик и встал на край дорогого обюссонского ковра. Лицо его было перекошено гневом, а также чем-то очень похожим на отчаяние.

– Доброе утро, Фердинанд, – невозмутимо произнесла Веспасия и кивком головы показала горничной, что та может идти. Ей ничто не мешало добавить в голос льда, в количестве достаточном, чтобы остановить даже принца Уэльского, если бы не искренность чувств, которые она прочла на его лице. Несмотря на глубочайшую неприязнь, которую Веспасия питала к нему, она не стала этого показывать.

– Как я понимаю, случилось что-то серьезное, если вы решили, что я могу вам чем-то помочь.

Гаррик растерялся. Он отлично понимал, что, ворвавшись к ней, он нарушил все мыслимые приличия, и теперь наверняка был готов услышать от нее гневную отповедь, а не слова участия. Его самонадеянности как не бывало. Он застыл, жадно хватая ртом воздух. Даже стоя на другом конце комнаты, Веспасия видела, как вздымается и опускается его грудь.

Отломав последние два стебля, она положила цветочные головки на плавающие в плоской вазе листья, а саму вазу поставила на низкий столик. Композиция получалась прекрасная – летом она любила делать такие же с цветами пиона.

– Расскажите мне, что случилось, – сказала она. – Если хотите, я велю принести для вас чай, но, возможно, сейчас это будет излишним?

Гаррик махнул рукой, отказываясь от чая.

– Жизни моего сына угрожают те же люди, которые убили Ловата. А теперь этот идиот-полицейский похитил его и увез из единственно надежного места, где он был в полной безопасности! – воскликнул он, возмущенно сверкая глазами, после чего дрожащим голосом, жадно хватая ртом воздух, продолжил: – Ради бога, скажите им, чтобы они оставили нас в покое! Они понятия не имеют, во что вмешиваются. Это чревато… – Похоже, у старого Гаррика не нашлось слов, чтобы описать, чем именно это чревато, и он просто уставился на Веспасию в бессильной ярости.

Веспасия поняла: переубеждать его бесполезно. Было видно, что он охвачен паникой и в этом состоянии своем глух к любым доводам разума.

– Если вашего сына увез Питт, в таком случае мы должны поставить его в известность о грозящей ему опасности, – спокойно ответила она. – В это время утром его вряд ли можно застать дома, однако я попробую его разыскать. И если смогу, то буду вынуждена сказать ему, какая конкретно опасность угрожает вашему сыну, чтобы он мог принять все меры предосторожности.

– Этот человек – круглый болван! – выкрикнул Гаррик срывающимся голосом. – Он сует свой нос в то, чего совершенно не понимает! Из-за него целый континент может рвануть, как пороховая бочка!

Веспасия не ожидала от него такой ярости. Гаррик рвал и метал, однако при всей ее неприязни к его гонору и самонадеянности она была вынуждена признать: когда-то он был отличным солдатом. И не в его правилах впадать в истерику.

– Фердинанд, прошу вас, успокойтесь и скажите мне то, что я должна передать ему, – твердо произнесла она. – Я не могу ему приказывать, но могу постараться его убедить. Где был Стивен? Когда вы узнали, что его увезли оттуда и что это сделал именно Питт?

Гаррику стоило неимоверных усилий взять себя в руки. Правда, голос его по-прежнему дрожал от переполнявших его эмоций.