Трущобы Севен-Дайлз - Энн Перри

– То есть следует понимать, что Ловата покарали за его злодеяние?

– Похоже на то. Помоги им бог… их можно понять. Но Стивена Гаррика я буду оберегать столько, сколько понадобится. Можете так и сказать его отцу. У меня не меньше причин для того, чтобы постараться сохранить младшему Гаррику жизнь, чем у него. Прошу вас, не пытайтесь меня переубедить. Мне пока неизвестны все участники этой игры и кто из них на чьей стороне. Я бы с великим удовольствием спас Райерсона, но, увы, сделать это выше моих возможностей.

Веспасия на мгновение задумалась.

– А могу я навестить его, предложить ему услуги друга? – спросила она.

– Это можно будет сделать сегодня вечером, – пообещал Наррэуэй. – Тогда вы сможете сказать ему все, что пожелаете. Боюсь, что позже, по окончании суда, у вас больше не будет такой возможности.

– Понятно, спасибо, – поблагодарила она, внезапно дрогнув голосом.

– Леди Веспасия! – Наррэуэй не рискнул обратиться к ней лишь по имени, без титула.

– Да? – К ней вновь вернулось самообладание.

– Мне действительно жаль. – Лицо Наррэуэя на миг исказила гримаса неподдельной боли. Веспасия не знала, почему он принимает судьбу Райерсона так близко к сердцу и даже верит ли он в его вину. Однако она твердо знала одно: все его эмоции были глубокими и искренними, частью его «я», а отнюдь не притворством.

Под темной тенью собора Св. Павла она остановилась и повернулась к нему лицом.

– Есть вещи, которые выше нас, – тихо произнесла она. – Как бы страстно мы их ни желали.

Ей показалось, что Наррэуэй смутился, чего за ним она раньше не замечала.

– Приходите ко входу Ньюгейтской тюрьмы в восемь, – сказал он, после чего повернулся и зашагал назад, к зданию суда.

***

Даже при всем своем влиянии Наррэуэй сумел добиться для Веспасии лишь короткого визита. Она ожидала увидеть у Райерсона признаки упадка духа, который он наверняка испытывал. Однако, несмотря на свою внутреннюю готовность, увидев его, она была потрясена. Она помнила его как крупного, крепкого мужчину. От него всегда исходила некая внутренняя сила, которая была его отличительной чертой – даже больше, нежели его ум, характер и шарм.

Он стоял перед ней у входа в камеру – бледная тень былого человека. Его кожа была бледна и напоминала высохший пергамент, и хотя на нем была та же самая одежда, в которой она видела Райерсона в последний раз, сегодня та болталась на нем как на вешалке.

– Веспасия, как хорошо, что вы пришли, – глухо произнес он, протягивая для рукопожатия руку, однако тотчас отдернул ее – еще до того, как Веспасия успела к ней притронуться, – как будто испугался, что, возможно, ей это будет неприятно.

Ее, в свою очередь, пронзила ужасная мысль: возможно, перемены в нем объясняются тем, что он больше не верит в невиновность Аеши Захари. Он не был похож на страстотерпца, скорее на человека, чьи мечты разбиты вдребезги.

Веспасия заставила себя улыбнуться – совсем чуть-чуть.

– Мой дорогой Сэвил, – ответила она. – Этим я обязана многим людям, – что было неправдой, однако она знала, что пусть на миг, но ему станет легче. – И у меня есть всего несколько минут, прежде чем несчастный надзиратель придет за мной, как то велит ему сделать его долг, – добавила она. – Мне подумалось, что я могла бы чем-нибудь вам помочь. Сделать для вас нечто такое, о чем до сих пор вы не могли просить кого-то другого. Если у вас есть такая просьба, не стесняйтесь, говорите, ибо, боюсь, второй такой возможности поговорить наедине у нас больше не будет.

Это была суровая правда, времени же ходить вокруг да около тоже не было. Если он мог о чем-то просить, то только сейчас, этим вечером.

Усилием воли он взял себя в руки и с завидным спокойствием заговорил. Он уже отдал распоряжения относительно тех надзирателей, что хорошо с ним обращались. Тем не менее он хотел бы также выразить некоторым личную благодарность, а перед кем-то извиниться. Последнее лежало на его душе тяжким грузом, и он был благодарен Веспасии, когда та пообещала это сделать, если вдруг в этом действительно будет необходимость. Райерсон не сомневался: она сделает это красиво, искренне и скромно, как он того и хотел.

Вскоре вернулся надзиратель. Веспасия холодно велела ему подождать в коридоре, однако тот остался стоять в дверях.

– Есть еще какие-то просьбы? – спросила она у Райерсона. – Что-то личное, что я могла бы вам принести?

По его лицу скользнула и погасла тень улыбки.

– Нет, спасибо. Мой лакей делал это для меня каждый день. Я так…

Веспасия подняла руку, приказывая ему молчать.

– Знаю, – быстро произнесла она и посмотрела на надзирателя. Тот придержал для нее дверь. – Прощайте, Сэвил. По крайней мере, на данный момент.

С этими словами она, не оглядываясь, вышла в тюремный коридор. Ей было слышно, как у нее за спиной с лязгом захлопнулась дверь его камеры, как проскрежетал в замочной скважине ключ, как на место встали замки.

Она уже шагала к выходу, когда мимо нее, ступая почти неслышно и косясь в сторону, в противоположном направлении проскользнул скромно одетый темнокожий мужчина. В руках у него была небольшая мягкая сумка. Судя по всему, это был личный слуга Аеши Захари, который нес ей чистое белье и то другое, что еще она просила его принести. Он так хорошо владел искусством быть незаметным, что не сразу бросался в глаза. Встреть его Веспасия в другой раз в другом одеянии, она бы вряд ли узнала его. Она была вынуждена напомнить себе, что этот человек принадлежал иной культуре.

Внезапно, к ее великому удивлению, ее посетила мысль, что она никогда не видела Аеши Захари. По крайней мере, не помнила такой встречи. Хотя если даже они где-то встречались, разве вспомнила бы она об этом? И все же эта женщина была в самом сердце шторма, который в ближайшие дни уничтожит Райерсона, а возможно, и Стивена Гаррика.

Глубоко погруженная в свои мысли, Веспасия зашагала по улице к поджидавшей ее карете. Лакей помог ей сесть и удобно расположиться на подушках, но она этого даже не заметила.

***

Грейси была дома одна, когда в дверь черного хода постучали. Время было позднее, вечер был сырым и ветреным. Шарлотта и Питт уехали проведать ее мать, которую они уже давно не посещали. Стук повторился, причем весьма настойчиво.

Грейси взяла в руки скалку, но затем положила и вместо нее схватила мясницкий нож. Спрятав его в складках юбки, она на цыпочках подошла к задней двери и резко ее распахнула. На крыльце, подняв руку, чтобы постучать еще раз, стоял Телман. Было видно, что он замерз и чем-то встревожен.

– Вам следовало спросить, кто там, прежде чем открывать дверь, – укоризненно произнес он. Его слова задели ее.

– Хватит приказывать мне, Сэмюэль Телман! – сердито воскликнула Грейси. – Вам никто не давал на это права.

Не успели эти слова слететь с ее губ, как ее сердце застучало от страха и она поняла: Телман прав. Ведь это так просто – спросить, кто там, но она даже не подумала это сделать. Все ее мысли были заняты Мартином Гарви и всеми другими людьми, которые против своей воли оказались заперты в Бедламе. Ей также не давала покоя мысль о том, что полиция так и не смогла разрешить загадку – кто же убил Ловата той ночью в саду этой женщины. Кстати, а что он сам там забыл? Нехорошо по ночам подглядывать из кустов!