Марш! Марш! Люди и лошади в наполеоновских войнах - Мурат Магометович Куриев

Врач Великой армии Генрих Роос много говорит как раз о силах. Их оставалось все меньше. Невероятно уставшие физически и постоянно голодные солдаты холод переносят плохо. Разговоры в стиле «это еще не холод» не очень-то предметные. Практически любая минусовая температура для ослабевших солдат – холод. К тому же значительная, очень значительная их часть с «минусами» была незнакома и что такое снег, не знала.

Кроме того, французская армия не располагала экипировкой даже для незначительных морозов. Шинели у пехотинцев от холода защищали плохо, у кавалеристов «защита» еще хуже. Плащи? Из неплотной ткани, без теплой подбивки. У конных гренадер, правда, меховые шапки на голове, так только голову и греют. Несчастных же кирасир и карабинеров их металлическая защита, наоборот, сильно холодит. Причудливые наряды из всего, что попалось под руку, о которых уже шла речь, помогали, но на моральном состоянии это сказывалось не очень хорошо. А ведь дух так же важен, как физическое состояние!

Наступает 6 ноября. Дату называют очень многие, и оспаривать ее смысла не имеет. Снова военный врач, Этьен Руа.

«Снег начал падать днем 4 ноября, но тогда он лишь чуть-чуть покрыл собой землю; 5-го его выпало значительно больше, а 6 ноября он вдруг посыпал густыми хлопьями, и под порывами сильного северо-западного ветра он быстро покрыл всю беспредельную равнину, расстилавшуюся перед отступавшей французской армией толстым белым покровом. Под ним быстро исчезли следы прежней дороги, вследствие чего многим отрядам приходилось подолгу блуждать в поисках убежища. Менее сильные и выносливые из солдат, цепенея от холода, предпочитали бросать оружие и отдаваться в руки казакам. Мало-помалу дорога, утоптанная лошадьми и телегами, стала твердой и скользкой, как в гололедицу».

Все, точка отсчета есть. 6 ноября запомнили почти все, кто выжил. Начиная с этого дня и люди, и лошади будут умирать в массовом порядке именно от холода.

Конечно же, от холода страдали и русские солдаты. Генерал В.И. Левенштерн написал в своих мемуарах: «Ничто не делает человека столь малодушным, как холод: когда солдатам удавалось забраться куда-нибудь под крышу, то не было никакой возможности выгнать их оттуда. Они предпочитали умереть. Рискуя сгореть, солдаты забирались даже в русские печи. Надобно было видеть все эти ужасы собственными глазами, чтобы поверить этому». Однако у русских солдат было и неоспоримое преимущество. Их моральный дух гораздо выше, ведь они сражались за Родину на родной земле.

Французские кавалеристы страдали больше, чем пехотинцы? Так, наверное, можно сказать. Их высокие сапоги, предмет гордости, неожиданно превратились в источник страданий. Мороз сжимал их, и боль была такой, что не давала уснуть. Те, кто от отчаяния сбрасывал сапоги, разрезая их ножом, лишались обуви и из обмотков сооружали что-то невероятное. Те, кто оставил сапоги, боялись пользоваться стременами – на морозе они прилипали к замерзшему металлу. К 14 ноября только 500 человек из состава гвардейской кавалерии могли ездить верхом. В момент вторжения в Россию ее численность составляла 6300 всадников и 7150 лошадей.

…Мемуары офицера Королевской итальянской гвардии Цезаря Ложье высоко ценятся всеми, кто интересуется историей наполеоновских войн. Ложье, несмотря на все невзгоды, ухитрялся вести дневник. Почти каждый день! Одной из его записей, сделанной в середине ноября 1812-го, мы и закончим разговор о морозах.

«…Наступила эта страшная зима, к которой мы совсем не подготовились. С 6 ноября все изменилось: и пути, и внешность людей, и наша готовность преодолевать препятствия и опасности. Армия стала молчаливой, поход стал трудным и тяжким… Борьба оказывается выше сил человеческих. Солдатам, еще стоящим под ружьем, все время одним приходится стоять лицом к лицу перед неприятелем; они мучаются от голода и часто вынуждены спорить с вышедшими из рядов, которых они презирают, из-за какого-нибудь куска павшей лошади. Они подвергнуты всем ужасам зимы, они массами падают в местах, где властная необходимость заставляет их задержаться и повернуть лицо к неприятелю. Они умирают во сне, умирают на долгих переходах. Каждый шаг, каждое движение требуют от них усилий; а кажется, что им надо хранить все свои силы, чтобы воспользоваться ими в момент битвы».

Однако Великая армия все еще шла к Березине…

Глава четвертая

Березина

«Так петербургское общество… уверилось, что Наполеон должен был пасть передо мной на Березине, даже не сумев спасти свою персону».

Адмирал Павел Васильевич Чичагов, главнокомандующий 3-й Западной армией, вынужден был значительную часть жизни оправдываться за то, что он «упустил Наполеона на Березине». В этом он похож на маршала Груши, которого тоже сделали «виновником» поражения при Ватерлоо. Неблагодарное дело – оправдываться. Кто хочет – до сих пор обвиняет Груши, а портрета Чичагова в галерее генералов войны 1812 года нет.

…Переправа через Березину – последняя драма Великой войны 1812 года. Искать правых и виноватых? Все меркнет перед страшной картиной. В Россию входила Великая армия, меньше чем через полгода ее не стало. Наполеону удалось уйти? Да. Но Березина – символ катастрофы. Император даже еще повоюет, но в России он потерпел главное в своей жизни поражение.

Ватерлоо? Это просто жирная точка, означавшая конец эпопеи. Несколько дней, которые потрясли мир, красиво, эффектно. Но крах и Первой империи, и самого Наполеона был предопределен в России. Березина – финал, только с опускающимся занавесом придется подзадержаться.

Одна из причин гибели империи – потерянная в России кавалерия. И лошади, лошади… Потому в нашем рассказе о Березине не будет анализа ничьих «ошибок», не будет больше вообще никаких рассуждений. Мы просто попрощаемся с кавалерией Великой армии.

…Когда ему в голову пришла эта идея? Точно неизвестно, однако возможности подумать у него были. Даже в аду отступления Наполеон жил в относительно комфортных условиях. Каждый день один из офицеров Ставки отправлялся искать «подходящее жилье». Иногда оно выглядело совсем непрезентабельным. Камердинер Констан пишет:

«30 октября императорская штаб-квартира разместилась в бедной лачуге без дверей и окон. Мы с большим трудом прикрыли угол, достаточный для того, чтобы император смог там уснуть. Холод все усиливался, и ночи стали морозными.

Мы поспешили поставить походную железную кровать императора в углу лачуги, а место для кабинета по возможности устроили таким образом, чтобы он мог там работать с секретарем и писать приказы командующим корпусами, оставшимися на дороге и в близлежащих городах».

Разумеется, ему готовили хорошую еду, он мог менять белье, хотя русские вши не пощадили даже императора. По словам очевидцев, холод он, даже будучи южанином, переносил хорошо, во всяком случае, не подавал виду,