Дочь палача и театр смерти - Оливер Петч

– Эй, там! – крикнула Магдалена и помахала. – Вы меня слышите?

Человек поднял на нее глаза и вздрогнул. По его одежде Магдалена догадалась, что это, должно быть, местный священник.

– Господь всемогущий! – просипел он и упал на колени. – Христос явился в Обераммергау!

– Я не… – начала Магдалена, но священник прервал ее:

– О, я знаю, что согрешил! – произнес он жалостливо. – Я не должен был допускать этого! Я был слаб, Господи! Я боялся за свою жалкую жизнь. О Господи, прости меня!

– Понятия не имею, о чем вы, – пробормотала дочь палача.

Но потом она вдруг поняла, что так смутило священника. В рясе и с длинными волосами Магдалена действительно имела отдаленное сходство с Иисусом на фресках в церкви Шонгау. И восседала на осле, словно Христос въезжал в ворота Иерусалима. «Не хватает только пальмовых листьев и ликующей толпы, – подумала она. – В особенности толпы…»

Женщина соскочила с Франциска и на подгибающихся ногах прошла на кладбище. Священник по-прежнему стоял на коленях и молился.

– Э, могу вас успокоить, ваше преподобие, – проговорила она. – Я никакой не Иисус, а всего лишь Магдалена Фронвизер из Шонгау. Жена цирюльника. Мне нужно срочно разыскать супруга. Вы случайно не знаете, где он?

Священник поднял на нее растерянный взгляд. Магдалена заметила, что он бледен как мертвец и дрожит всем телом. Похоже, что-то здорово его напугало. И сама она почувствовала теперь, как внутри расползается страх.

Что здесь произошло?

– Не… Иисус?.. – пробормотал священник. Он поднялся с колен и встряхнул головой, словно очнулся от кошмарного сна.

– Мой муж цирюльник, – медленно и мягко, точно ребенку, произнесла Магдалена. – Где он? – Не дождавшись ответа, она продолжила: – Может, вы тогда знаете, где найти секретаря Лехнера? Или моего отца? Он палач из Шонгау.

Священник пронзительно рассмеялся. У Магдалены сложилось впечатление, что он немного не в своем уме.

– Ха, палач нам тут и вправду пригодился бы, – заметил он и хихикнул. – Столько покойников, столько виновных… Я подозревал, с самого начала подозревал! Но молчал. В том моя вина, тягчайшая вина!

Магдалена беспокойно огляделась. Безлюдное кладбище, надгробные плиты покрыты снегом, ветер свищет в церкви сквозь распахнутые двери… Ей стало не по себе.

– Где же все люди? – осведомилась она. – В окнах не горит свет.

Священник указал на запад, где вырисовывались очертания могучей горы.

– Кофель призвал их, – пробормотал он. – Они творят злодейство, и я не могу помешать им. Господь свидетель, я пытался их образумить! Но они… они не пожелали меня слушать! Лишь немногие остались. Мистерия могла объединить нас, но теперь, когда ее отменили…

Погруженный в собственные мысли, священник продолжал бормотать, но уже отвернулся и снова принялся мерить шагами сцену от одного угла к другому, точно зверь в клетке. При этом он беспрестанно качал головой. Магдалена поняла, что от него никакой помощи не добиться.

– Спасибо, ваше преподобие, – сказала она вежливо. – Мне пора. Как я уже сказала, у меня срочное дело.

Магдалена поспешила за кладбищенские ворота, вспрыгнула к Франциску на спину и шлепнула его по крупу.

– Прости, дорогой, но нам, видимо, придется еще немного проехаться, – шепнула она ослу на ухо. – После ты получишь самый большой кусок соли во всем Пфаффенвинкеле, обещаю.

Вопреки ожиданиям, Франциск сразу тронулся с места, словно бы понял слова Магдалены.

Она поехала по темным, безлюдным улицам Обераммергау. Голос священника за спиной постепенно затих. Дочь палача прищурилась, чтобы лучше видеть сквозь вьюгу. Кофель высился по другую сторону Аммера. Если безумный священник прав, то почти все местные жители собрались там. Возможно, среди них окажутся и отец с Симоном. Уж они-то должны объяснить ей, что здесь происходит и где искать Лехнера! Значит, ей следовало вновь перейти мост и по лугам подняться к той необычной горе… Рано или поздно она надеялась снова встретить людей. В этой долине и в самом деле было жутко.

Магдалена повернула направо и направила Франциска по главной улице, прочь из вымершей деревни. Но осел вдруг замер как вкопанный. Впереди, почти на окраине, показались три всадника в черных одеяниях. Зловещий образ их завершали черные как ночь кони. Возглавлял троицу четвертый всадник на сером в яблоках жеребце. Лицо его было скрыто под капюшоном.

«Всадники Апокалипсиса! – пронеслось в голове у Магдалены. – Может, я сплю?»

Мучительно медленно всадники приближались к женщине. У Франциска задрожали бока – вероятно, от холода. Но возможно, осел, как и Магдалена, чувствовал, как что-то невыразимо зловещее завладевает долиной.

* * *

В двадцати милях от Обераммергау Барбара сидела в своем укрытии и прислушивалась, как ветер стучит в ставни.

Она со вчерашнего дня пряталась в этом каменном погребе под домом Штехлин. Было до того холодно, что Барбара мерзла даже под тремя шерстяными одеялами. Вдоль стен крошечного подвала стояли бочки с солеными огурцами и квашеной капустой, морщинистые яблоки с прошлого урожая и всевозможный хлам. Под низким потолком висели колбасы и окорока. От запаха копченостей, поначалу такого соблазнительного, Барбару уже тошнило. Она и представить теперь не могла, что впредь станет есть колбасу с капустой, в общем-то, одно из любимых ее блюд.

Девушка уже не раз просила Штехлин выпустить ее, однако знахарка всякий раз отмахивалась. Стражники уже дважды побывали в доме, поскольку знали, что Марта была в хороших отношениях со сбежавшей дочкой палача. Но Барбару так и не нашли, потому что люк в погреб был скрыт под рваной и пропахшей овечьей шкурой. Тем не менее Штехлин не хотела рисковать.

Тихо завывал ветер, что-то скрипнуло, загремело – должно быть, с крыши сорвало черепицу. Похоже, снаружи бушевал ураган. Барбара подумала о старшей сестре, которая была сейчас где-то в долине Аммера, где майские бури зачастую сменялись метелями. Быть может, поэтому Магдалена с Лехнером до сих пор не вернулись?

Барбара плотнее закуталась в одеяла, которыми снабдила ее Штехлин, и погрузилась в раздумья. В сущности, она по-прежнему была заключенной. Черт возьми, неужели ей всю оставшуюся жизнь суждено провести в такой вот яме? Все зависело от того, сумеет ли Якоб Шреефогль уличить бургомистра Бюхнера в каком-то преступлении. Только тогда патриции, возможно, поймут, что казнь ее служит лишь для того, чтобы избавиться от свидетеля. Но никаких доказательств у них пока не было. Пауль со вчерашнего дня караулил на кладбище в надежде, что Рансмайер с Бюхнером вновь там появятся. Но они словно что-то заподозрили и не показывались. Кроме того, Шреефогль тайком проверил мешки на стройке, но ничего подозрительного в них не обнаружил. Сегодня вечером состоится последнее собрание, на котором Бюхнер намеревался распустить Совет. А им по-прежнему не в чем было его обвинить!