Стокгольмское дело - Йенс Лапидус

Они вернулись к машине. Симон протянул руку, но Никола отвернулся. Руку не принял.

– Возможно, увидимся как-нибудь, – Симон пожал плечами. – И передай своему боссу: ему повезло, как утопленнику. Такое бывает только раз в жизни. Тут не Мексика. Вы нас не купили. Пока, по крайней мере.

В машине Белло громыхала музыка, но Никола настолько ушел в свои мысли, что вроде бы и не слышал. Слова Мюррея не выходили из головы. Они оба были перепуганы до смерти.

Он чуть не плакал. Белло молча вел машину.

– Невероятно, брат, – Никола постарался перекричать Адель[64].

– Что невероятно?

– Они отпустили Исака. Все думали, ему крантец.

– Согласен. Никогда не слышал ничего подобного. Редкая пруха.

Замолчал и еще подкрутил громкость – Белло, очевидно, не был расположен к разговорам.

Никола смотрел на дорогу. Они должны возвращаться в Сёдертелье. Есть работа. Новые договора с Эстонией, новая модель страховки для мелких предпринимателей – то, что в просторечии называется рэкет… Никола сам не знал, как это получилось, – он опять оказался вовлечен почти во все дела семьи.

У Сетры Белло свернул с автобана на Бьорксетравеген.

– Куда ты?

– Хочу показать тебе одну штуку.

Водонапорная башня в самой гуще леса. Никола как-то был здесь, несколько лет назад. Они срезали замок на железной двери, поднялись на самый верх. Сидели и курили.

А сейчас даже замок срезать не пришлось – открыто настежь.

Не меньше пятидесяти метров. Двести восемнадцать ступенек, Никола даже задохнулся. Круглая, покрытая рубероидом крыша, а под ними – девять тысяч кубометров воды. Отсюда вода идет в Шерхольмен, Сетру, Ворберг и еще какие-то районы вдоль красной линии метро.

По периметру крыши понатыканы какие-то замысловатые металлические прутья – не то антенны, не то измерительное оборудование.

Никола не решался подойти к краю – сразу начинала кружиться голова, а Белло вообще старался держаться посередине.

И что же друг решил ему показать?

Никола обернулся. Белло стоял в метре от него с пистолетом в руке.

– Белло, что с тобой? – он постарался говорить спокойно, но услышал удары пульса в ушах. Будто рота солдат марширует в голове. – Опусти пушку.

– Не опущу, пока не расскажешь, чем занимаешься.

Белло слегка мотнул дулом «зиг-зауера» – ближе не подходить.

– Белло, кончай. Спятил, что ли?

– Рассказывай.

– Нечего рассказывать.

– С кем ты встречался в карьере?

– Ничего важного.

– Сучий потрох! Я не идиот, Нико… не успел отъехать, как мне навстречу проехал Симон Мюррей.

Ветер здесь, на крыше, пронзительный. Никола замерз окончательно.

– Белло, ты не понимаешь…

– Заткнись! Тут нечего понимать. Я всажу тебе пулю в лоб, или, если хочешь, прыгай.

Золотое правило – не шевелиться.

– Белло, опусти пушку.

– Сначала говори, о чем секретничаешь со снютами.

За спиной, в полутора метрах, – обрыв. Никола представил эту пропасть и, даже не оборачиваясь, почувствовал, как сильно кружится голова.

– Да, – сказал он как можно тверже. – Я встречался с Мюрреем. Но не для того, чтобы стучать. Клянусь могилой бабушки. Я не сказал ему ничего, что могло бы нам навредить

– Хоть хером клянись! Тайная встреча со снютом…

Дыхание участилось, надо говорить спокойно.

Проскочила первая молния.

Никола поморщился.

– Я встретился с ним, чтобы узнать, что у них нового по Шамону.

– А то без свиней не разберемся.

– Нет. Мы застряли. И он рассказал…

– Что?

Никола достал из кармана мобильник. Он записал разговор с Мюрреем – хотел потом прослушать и проанализировать: слова, интонации… похоже, эта запись спасла ему жизнь.

Когда он остановил запись, Белло опустил пистолет.

– Черт знает что, Белло. Мы не за теми охотились. Шамон и Юсуф все время пользовались этим аппом. Кончилось тем, что мы пришили невинного человека. Юсуф не продавал Шамона, Белло.

Эмили считала себя рациональной и обдумывающей свои поступки личностью. Положительная ли это черта? Наверное, да. Положительная. Она тщательно оценивала достоинства и недостатки, анализировала последствия, умела посмотреть на себя со стороны, старалась понимать и контролировать мотивы своих действий.

Но, может быть, этим замечательным качествам есть и другое название? Занудство? Неуверенность? Ей трудно на что-то решиться, она оттягивает решение, вместо того чтобы сделать шаг и идти дальше. Верен шаг или неверен – покажет время. Нельзя же тянуть до бесконечности, дожидаться, пока не уплывут все шансы на что-то повлиять.

Иногда ей казалось, что именно эти черты, рациональность и основательность, черты, которые принято считать преимуществом, и есть ее главный недостаток.

Она была в гинекологическом отделении Южного госпиталя. То же самое: вечная нерешительность. Идет восемнадцатая неделя. Последний шанс сделать аборт. Потом нужны будут так называемые «веские причины». К примеру, девочка-подросток, не сообразившая вовремя, что беременна. Или серьезная патология плода.

У Эмили никаких таких «веских причин» и в помине не было.

Итак: сейчас или никогда.

Пока еще можно.

Она ДОЛЖНА принять решение.

Накануне они с Йоссан проговорили полночи. Эмили открыла ей свою тайну: я беременна. Йосефин, которая только что подправила ботексом губы, Йосефин, постоянная посетительница вновь открытого бутика «Шанель» – эта самая Йосефин была единственным человеком в мире, с кем ей было легко и приятно разговаривать. И она же была первой, кому Эмили решилась открыть свою тайну. Ни Аннели, ни Маркус, ни старые подруги по Йончёпингу, ни родители – никто ничего не знал.

– Самое позднее – завтра.

Перед ней стоял бокал «сансер».

– Можешь понюхать, – сказала Йосефин, – тоже хорошо. Но выпить, ясное дело, лучше. А что говорит отец?

– Если бы я знала, – соврала Эмили.

Только что отремонтированная кухня Йосефин сверкала чистотой и ультрасовременной техникой.

– Помнишь, пару лет назад я встречалась с парнем из «Линдхаг Орре»?

– Тот, с галстуком «Гермес»?