Жданов - Алексей Волынец

Уже на следующий день, 20 августа 1939 года, состоялось заседание ответственного за кадровые вопросы Оргбюро ЦК ВКП(б). На заседании, помимо Жданова и Поспелова, выступили Маленков и ещё один старый ждановский товарищ, бывший номенклатурный секретарь Союза писателей Щербаков. От имени самих писателей и редакторов выступали Александр Фадеев и Фёдор Панфёров — оба не только маститые советские писатели, но и редакторы литературных журналов, соответственно, «Красная новь» и «Октябрь».

Оргбюро приняло постановление: «В целях устранения безответственности в редакциях литературно-художественных журналов, считать необходимым, чтобы во главе редакции журнала стоял ответственный секретарь, который должен отвечать за идейно-политическое содержание журнала, за организацию авторского коллектива, работу с авторами и т. д. Ответственный секретарь должен возглавлять редакционную коллегию журнала, руководить её работой».

Управление пропаганды и агитации совместно с Управлением кадров Маленкова были должны в десятидневный срок представить на утверждение ЦК кандидатуры ответственных секретарей всех центральных литературно-художественных журналов, а в дальнейшем вести работу по подбору и составу их редколлегий. Постановление также обязывало «отдел печати Управления пропаганды и агитации ЦК проследить за выполнением настоящего постановления и установить систематический контроль за работой литературно-художественных журналов». Таким образом, устанавливался систематический надзор товарища Жданова и его агитпропа над литературно-художественной периодикой.

Но не стоит думать, что вся политика сталинской власти в области культуры ограничивалась только таким надзором и контролем. Скорее это была оборотная сторона титанических усилий той же власти по культурному развитию страны. Цифры здесь впечатляют своей грандиозностью не меньше, чем в индустриальной сфере — с 1923 по 1939 год грамоту освоили 90 миллионов человек! Если к 1917 году по самым оптимистическим оценкам в Российской империи умела читать лишь половина всего населения, то к 1939 году грамотными стали уже каждые девять человек из десяти. Только за пять лет, с 1934 по 1939 год, общий тираж газет СССР вырос в полтора раза. Исследователи отмечают, что даже навязчивая пропаганда сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)» помимо унификации политического сознания породила и заметный всплеск интереса людей к общественно-политическим наукам. И подобный впечатляющий рост отмечается во всех сферах культуры — от книгоиздания до театра и кино. Это была самая настоящая культурная революция — в прямом смысле этого слова. И как всякая революция она не могла обойтись без насилия, насилия в духовной сфере. Товарищ Жданов и был одним из проводников такого насилия.

10 февраля 1940 года, когда начался успешный штурм линии Маннергейма, в ЦК на имя Сталина, Молотова, Жданова, Андреева и Маленкова поступила докладная записка секретарей Союза советских писателей Валерия Кирпотина — бывшего секретаря Максима Горького, и Александра Фадеева под суровым заголовком: «Об антипартийной группировке в советской критике»:

«Условия работы советской критики нельзя считать вполне нормальными. Несколько лиц, организованных как группа, оказались в исключительно привилегированном положении в области критики. В их руках всецело находятся "Литературный критик", единственный литературоведческий и специально критический журнал на русском языке в СССР, "Литературное обозрение", единственный библиографический литературный журнал. Группу поддерживает газета "Советское искусство". Группе покровительствует работник литературного отдела "Правды"… что отражается на подборе лиц, приглашаемых для сотрудничества… и что используется группой для муссирования слухов об оказываемой им будто бы партийной поддержке».

Примечательно, что среди лидеров этой тёплой группы неплохо устроившихся литкритиков особо был отмечен Георгий Лукач, венгерский эмигрант-коммунист, сын принявшего лютеранство еврейского банкира. Литературный критик был широко известен в то время и как европейский философ Дьердь Лукач, основоположник «западного» марксизма, используемого для критики сталинизма «слева».

Помимо конкретного обвинения группы литкритиков из центральных изданий в создании «литературной мафии», проталкивавшей своих и зажимавшей чужих, Фадеев и Кирпотин оснастили свой анализ обвинениями в духе дискуссий того времени: «отказ от теории классовой борьбы при оценке литературных явлений», «стремление оторвать советскую литературу от политики»… Они подкрепили эти ярлыки весьма наглядными примерами, которые, будучи спорными, отнюдь не являются надуманными. В частности, одного из таких литкритиков обвинили в том, что он «…совершенно обходит классовую борьбу в России начала XX века и даёт чисто психологический анализ творчества поэта-декадента, по формуле "всё понять — всё простить"».

Аналитическая записка, несомненно, должна была встретить полное понимание нашего героя, совпадая с его литературными вкусами и политическими убеждениями. Всё литературное и прочее «декадентство» товарищ Жданов откровенно и открыто не любил. В конце года, 26 ноября 1940 года, на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) он сделает доклад о том, что «литературная критика и библиография, являющиеся серьезным орудием пропаганды и коммунистического воспитания, находятся в крайне запущенном состоянии». Чтобы парализовать такие «мафии» критиков и исключить саму возможность их появления, не допустить сведения деятельности литературных рецензентов «к критике ради критики» растущей советской литературы, было принято весьма радикальное решение. Отныне критики должны были работать вместе с писателями в соответствующих секциях Союза писателей — прозы, поэзии и драматургии. «Созданная искусственно» секция литкритиков ликвидировалась. Издание специализированного журнала «Литературный критик» решено было прекратить, вместо этого создавались постоянные отделы критики и библиографии в редакциях литературно-художественных журналов и всех центральных газет. Этим отделам рекомендовалось сосредоточить усилия на библиографии, публикации рекомендательных списков литературы по тем или иным наукам, обзоров книжных новинок и т. п. Таким образом, вместо интеллектуальных упражнений для узкого круга «эстетов» отделы критики всех СМИ включались в деятельность по повышению общего культурного уровня массового читателя.

Вспомним, что старый шадринский друг нашего героя и его политический противник, бывший эсер Николай Здобнов в 1930-е годы стал одним из крупнейших специалистов-библиографов. Тогда в стране только появились механические вычислительные машины, и именно Здобнов первым предложил создать на их основе единый справочно-библиографический аппарат по всей книжной продукции СССР…

Андрею Александровичу представлялись и другие поводы лягнуть нелюбимые им явления культуры. 25 сентября 1940 года управляющий делами ЦК ВКП(б) товарищ Крупин представил на имя Жданова докладную записку «О сборнике стихов Анны Ахматовой». Ленинградское отделение издательства «Советский писатель», находившегося в ведении Союза писателей, в мае 1940 года выпустило солидный сборник стихов поэтессы. Как позднее вспоминал будущий доктор искусствоведения, а тогда референт литературной секции Комитета по сталинским премиям Виталий Виленкин, сборник Ахматовой «стал событием для старой интеллигенции и совершенно ошеломил студенческую и литературную молодёжь». Скажем мягко, Виленкин, приятель Ахматовой и личный секретарь Немировича-Данченко, один из создателей Школы-студии МХАТ, под «студенческой и литературной молодёжью» подразумевал только свой круг общения — людей, близких к искусству и чуждых всему иному. Их мнение, как и позиция «старой интеллигенции», несомненно, заслуживает уважения и внимания. Но в наши дни — не побоимся этого слова — тоталитарно господствует взгляд на историю культуры именно этого среза общества. Настолько тоталитарно, что создаётся впечатление полного отсутствия в социуме тех лет совсем иных вкусов и мнений. Точнее, по господствующей версии, иные взгляды присутствуют только у партийных чиновников, которые гнобят творцов не иначе как по врождённой черноте своей души.