Урга и Унгерн - Максим Борисович Толмачёв

у китайцев бордели имеются? Можешь рекомендацию дать? У меня хуй на китаянок давненько уже чешется. Давай-ка вечерком организуем суаре, я профинансирую все, будь спокоен!

– Уволь! Ты бы уже завязывал с пьянками да блядками. Если Дедушка узнает, сам же понимаешь…

– Да откуда узнает-то?! Если только ты не донесешь? – Доможиров нахмурил брови и с подозрением поглядел на меня. Потом неожиданно широко заулыбался и хлопнул меня по плечу. – Да ты не таков! Ладно, не ссы, Ивано́вич, кривая вывезет…

Доможиров, казалось, позабыл о возложенной на него миссии, он вел разгульную жизнь в Улясутае, иногда по вечерам появлялся с несколькими бойцами в консульстве и пытался занять у меня денег. Потом неожиданно для всех в город прибыл гонец, сообщивший о том, что в сторону Улясутая через Дзаин-Шаби движется отряд под командованием капитана Безродного. В дивизии Унгерна он был известен как главный заместитель Сипайло, осуществлявший по приказанию барона карательные операции и казни. Слава Безродного разнеслась далеко за пределы Урги, даже в этих краях он не нуждался в представлении. Очевидно, это и был обещанный Дедушкой человек, которого отправили для наведения в городе порядка.

Известие об отряде Безродного всколыхнуло весь русский Улясутай. Город второпях стали покидать офицеры и колонисты. С первым же обозом вышло пятнадцать человек, включая Полетико, братьев Филипповых, Михайлова с женой и Фердинанда Оссендовского. Этот исход был неожиданным, город фактически остался бесхозным. Меня поразила спешка, с которой из Улясутая выехали промышленники и купцы. Доможиров принял управление в свои руки, но тоже заметно волновался и подумывал даже уходить на запад, вспомнив вдруг о том, что ему поставили задачу ведения переговоров с Бакичем. Город он покинуть не успел.

Затемно, сопровождаемый лаем собак, в пригород вошел отряд капитана Безродного. Это произошло в двадцатых числах апреля. Первым делом Безродный посетил с визитом русское консульство, передав мне письмо от Унгерна и приказ, в котором Безродному предоставлялись самые широкие полномочия. Он сообщил мне, что на южном фронте барон одержал победу, завладев Чойрыном и выбив оттуда десятитысячное войско китайцев. Поведал он и о том, что в далекой Кяхте появился неизвестный доселе молодой монгольский революционер Сухэ-Батор. Он каким-то чудом умудрился отбить Кяхту у китайцев, после чего немедленно переименовал ее в Алтан-Булак. Подстрекаемый российскими большевиками, этот монгольский комиссар вел активную агитацию и собирал на севере войско.

Безродный привез с собой множество вестей, среди которых была и новость про встреченный им под Дзаин-Шаби отряд из тринадцати человек под предводительством полковника Михайлова. Со слов капитана выходило, что отряд застигли врасплох, был произведен тщательный обыск и последующий допрос. У Михайлова были обнаружены награбленные у китайцев ценности, а у Полетико – какие-то большевистские бумаги. Весь отряд прямо в степи был расстрелян.

– Там ведь были и женщины? Варвара, жена полковника Михайлова, например? – пытался я выяснить детали у Безродного.

– Я расстрелял всех без исключения! И жену, и самого Михайлова, и Полетико, и Филиппова… – безучастно сообщил Безродный.

– И Оссендовского… – продолжил я вслед за капитаном мрачный список убиенных.

– Какого, к черту, Оссендовского? – нахмурился Безродный.

– Фердинанда Оссендовского, поляка, который выехал вместе с отрядом.

– Нет, никакого Оссендовского в отряде не было! – решительно отмахнулся капитан.

Неожиданно оборвались жизни людей, с которыми я был так или иначе связан все свои последние недели пребывания в Улясутае. По городу прошла волна арестов и расстрелов. Старенький сайд Чултун-бэйсэ был задушен Безродным, несколько монгольских князей повешены на площади. Доможиров также был взят под арест и с конвоем отправлен в Ургу. Город оцепенел от страха, ни у кого уже не возникало вопросов о том, кто в Улясутае хозяин. Капитан заявил, что теперь нет необходимости в моем пребывании в городе, мне было приказано выдвигаться в Ван-Хурэ, куда в ближайшее время, по словам Безродного, прибудут генералы Унгерн и Резухин. Я покинул город верхом на монгольской лошадке, в сопровождении трех всадников. Ехали «ургой» – так монголы называют петлю, которой отлавливают из табуна коней. Другое значение слова «урга» – документ, который позволяет беспрепятственно в любом из встреченных табунов брать свежих лошадей на замену уставшим. «Урга» как документ, наделяющий всадника полномочиями, была известна еще со времен Чингисхана, скорее всего, и название столице Халхи было дано не случайно. Город, раскинувшийся в долине вдоль реки, по форме напоминал такую петлю.

С «ургой» передвигаться было надежнее и быстрее. Очень скоро я добрался до Ван-Хурэ, где был тепло встречен полковником Казагранди.

– Рад, что ты жив! – Он крепко пожал мою руку. – Уже знаю о ситуации в Улясутае, про террор Безродного в курсе. Я ведь в Ван-Хурэ тоже недавно, последний месяц провел в Дзаин-Шаби.

– Говорят, что Унгерн прибудет сюда на днях? – уточнил я.

– Да скоро приедет, генерал Резухин тут уже… Я с бароном еще ни разу не встречался лично, хотя в моих владениях он уже бывал дважды! Васильев, которого я тут оставлял за главного, рапортовал, что Дедушка был доволен тем, что увидел в городе. – Казагранди достал из портсигара папиросу и прикурил. Я почувствовал знакомый запах, от которого уже успел отвыкнуть. – Вот Рерих привет прислал, ты там на западе и позабыл, наверное, как жизнь пахнет?

Я делал жадные затяжки, все произошедшее со мной в последние месяцы казалось каким-то далеким и ко мне не относящимся. С непривычки дым подействовал на меня довольно сильно, я откинулся на спинку стула в кабинете Казагранди и, глядя в потолок, пытался собраться с мыслями и определиться с ощущениями.

– А что нового у Рериха?

– Давай о делах поговорим вечером, – предложил Казагранди. – Я приглашен сегодня на ужин семейством доктора Гея, он тебе зуб чинил, помнишь?

– Да, конечно, толковый мужик, сделал все очень быстро и почти безболезненно и денег брать не хотел.

– Ну вот, ты пока отдохни с дороги, я за тобой вечерком забегу, а сейчас у меня дел уйма, нужно к приезду барона подготовиться!

Казагранди оставил на столе еще одну папироску и удалился. В его кабинете было тепло и уютно. Огромная черная муха, проснувшаяся слишком рано, совершала под потолком медленные шумные круги, время от времени она звонко ударялась об оконное стекло, после чего в комнате на некоторое время воцарялась абсолютная тишина. Я сидел с закрытыми глазами и размышлял о чем-то отвлеченном, пока мой пьянящий покой не нарушили шаги и скрип двери. Открыв глаза, я обнаружил гостя, который, судя по выражению лица, был удивлен не меньше меня.

– Кирилл Иванович!

– Оссендовский?!

Поляк долго тряс мне руку, уверяя в том, что безумно рад встретить меня живым и