Крах проклятого Ига. Русь против Орды - Виктор Поротников

Ордынцы смогли подрубить княжеский стяг и убить самого Бренка. Пронзивший копьем самого главного уруса, как он считал, сотник Телик не мог понять, почему русские не схватились от этого за голову. Такого еще не бывало, чтобы, увидев гибель своего предводителя, воины не содрогнулись! Почему они не впадают в панику, ведь только что яростно защищали свой стяг? Была бы возможность, Телик подумал бы об этом, но кипевший вокруг бой этого не позволял.

Дмитрий видел, как упал подрубленный стяг, как пронзили копьем самого Михаила Бренка, но даже перекреститься не смог, только губы невольно прошептали слова прощания, а в сердце осталась надежда, что, может, хоть ранен Михайло, а не убит. Рядом с самим Великим князем бился, не жалея себя, Микола Вельяминов. Его меч рубил татарские головы налево и направо, но и ордынцы тоже были не промах, они тоже закалены в боях и сабли держать умели сызмальства.

Князя пыталась оберегать его охрана, в нужную минуту прикрывая собой. Дмитрий Иванович разозлился, заорал одному из дружинников:

– Поди прочь, сам справлюсь. Мешаешь!

И тут же получил сильный удар, спасла кольчуга, погнулась, оглушив болью от удара, но осталась целой.

– Ах ты ж!.. – ругательство князя, кажется, никто и не услышал, даже тот, на кого оно было направлено, потому как рослый, не меньше самого Дмитрия, ордынец полетел с коня с отрубленной рукой. Запутавшийся в стремени всадник подняться, конечно, не мог, а его конь, ошалевший от ужаса битвы, метался среди сотен таких же обезумевших лошадей, поднимаясь на дыбы и невольно затаптывая упавших и таща за собой страшную ношу. Мимоходом и самого коня хлестнули мечом, страшно заржал и повалился наземь, продолжая биться в предсмертной судороге.

Но никто не обращал внимания. Пока было возможно, Большой полк раз за разом смыкал свои ряды. Пробиться через него ордынцам не удавалось. Земля стала скользкой от крови, лошади спотыкались на трупах, сами люди тоже.

Пересвет погиб, но его собрат Ослябя бился и за себя, и за друга. Его рослая фигура возвышалась над всеми, а меч разил одного врага за другим. Какой-то из ордынских сотников показал плетью на инока, чтоб взяли живым. К Ослябе стали пробиваться с десяток ордынцев. Монах заметил это, расхохотался, подманивая:

– Ну, идите сюда, идите!

И сам рванулся навстречу. Под ним убили коня, едва успел соскочить, чтобы не упасть на землю. Падать нельзя, сверху валились раненые и убитые люди и лошади, поднимавшиеся на дыбы от боли и ужаса кони легко растаптывали тех, кто оказывался под ногами. На пешего Ослябю со всех сторон сразу налетели несколько ордынцев. Один из всадников ловко метнул аркан, петлей обхватив плечи богатыря.

– Ах ты ж!.. – ругань монаха услышали даже в таком шуме.

Он не растерялся, схватил аркан левой рукой и, смеясь, потащил ордынца с коня. Тот сидел крепко. Монах мог бы перерубить аркан мечом, но вместо этого тянул и тянул, наматывая аркан на руку. Всадник слетел бы с коня, но тут сзади тело Осляби захлестнул еще один аркан. Тогда монах все же перерубил первый из них мечом, отчего изо всех сил упиравшийся ордынец полетел назад под ноги других лошадей. Его истошный крик заглушили другие вопли, конское ржание и лязг сталкивающегося железа.

А второго ордынца, видевшего бестолковую гибель своего товарища, Ослябя свалил вместе с конем. Но сам не уберегся, слишком много было вокруг желающих одолеть русского богатыря. Он убил еще не одного ордынца, погубил не одну лошадь, прежде чем на него самого навалились сразу с десяток врагов. И все же Ослябя раскидал всех в разные стороны. И вдруг… остановился, точно удивившись чему-то. Мощное копье ордынца пробило его насквозь. Казалось, богатырь растерянно спрашивает: как же это? Почему сзади?

Но последним усилием воли Ослябя вдруг со страшным рыком крутнулся вокруг себя. Наземь полетел порубленный пополам его обидчик и еще трое, не успевшие отшатнуться от длинного меча монаха. Да и отступать им было некуда, сзади вплотную бились многие другие. Но, порубив обидчика, Ослябя упал и сам. На него тут же повалились другие. Последней мыслью Осляби было сожаление, что мало успел…

Мамай, видя, что атака в лоб не удается, усилил натиск по своему левому флангу на полк Правой руки. Но Андрей Федорович Ростовский и иже с ним стояли твердо. Не осилив это направление, ордынцы бросились снова в центр на Большой полк. Месиво из людей и лошадей увеличилось.

Семен после гибели Пересвета так озлился на ордынцев, что первого растерзал и сам не помнил как! Напрочь были забыты все благостные речи Савелия и других монахов, словно вся злость, какая была положена ему с детства, разом выплеснулась на этом поле. Со всей своей недюжинной силы он крушил и крушил ордынские щиты, головы, плечи… что-то кричал, кому-то грозил…

Князь Андрей Ольгердович даже осадил увлекшегося Семку:

– Эй, эй, осторожней! Своих побьешь!

Быть бы битым самому князю Андрею в ту минуту, да успел Семка подсечь лошадь ордынца, что замахнулся на Ольгердовича кривой саблей. Князь пообещал:

– Выживем, тебя к себе в дружину возьму!

Но сначала надо было выжить в этом аду среди схлестывающихся мечей, ломающихся копий, воплей, ругани, злости и ужаса.

Семка косил глазом, ища великого князя, он, как и многие, видел, что упал стяг, что посекли Михаила Бренка, одетого в княжий шелом, но хорошо помнил, что это не Дмитрия Ивановича погубили. А потому оставалась надежда, что Великий князь жив, в любом из бьющихся ратников можно было узнать его. Мелькнула мысль: как верно сделал князь! До последнего воина можно надеяться, что он еще жив.

Тут Семен разозлился: какого это последнего?! Не порадуются проклятые басурманы гибели сынов русских! Э-э-эх!.. И еще одна ордынская голова полетела с плеч. Боковым зрением заметил, что ордынец не из последних, одет ярко и доспехи дорогие. Тем лучше. Эх, добраться бы до Мамайки… Вот радости было бы! Но тот, видать, трус, не то что Дмитрий Иванович, в бой не идет! Семка закрутил головой, пытаясь сообразить, где вообще может быть этот самый Мамайка. И тут увидел своего князя. Дмитрия Ивановича узнал и в таком виде, крепок князь, статен, да и борода черная приметна.

Хорошо, что этого не знают ордынцы. Дмитрий Иванович бился один супротив троих наседавших пеших. Ах ты ж сучье проклятое! – выругался Семен, мысленно решив, что епитимьей за этот бой не обойдешься, и врезал со всей силы одному из нападавших мечом плашмя. Тот повалился под ноги княжьего коня, но второй успел посечь саму лошадь. Пешему против конных!.. Забыв обо всем, Семен соскочил со своей лошади и кинул поводья князю:

– Держи, Дмитрий Иванович!

Вскакивая на лошадь, тот что-то крикнул в ответ, но за другими криками, лязгом и звоном не было слышно что. А Семен стал биться пешим. Ничего, сейчас чью-нибудь лошадь поймает и снова станет конным…

Вот уж чью лошадь ему никак не хотелось получить из-за гибели хозяина, так это после Микулы Вельяминова. Но княжий свояк повалился наземь, заливаясь кровью, и остался лежать, неловко подвернув под себя руку. Семен склонился над ним, увидел мигом остекленевшие глаза и снова едва успел отбить чье-то нападение. На коня-то вскочил, но почувствовал, что сапог наливается кровью, видно, все же посекли. Попытался выглядеть князя, но не мог, даже на собственной лошади не разглядел, такое количество конных и пеших билось не на жизнь, а на смерть вокруг.