Крах проклятого Ига. Русь против Орды - Виктор Поротников

– Князь… князь…

– Да кончилась битва, не знаем, где князь.

– Я его положил… – а дальше сказать не успел, снова впал в забытье. Но ратники оказались сообразительными, потащили скорее к Владимиру Андреевичу, который стоял с поднятым стягом посреди поля.

– Владимир Андреевич, вот он что-то про князя бает!

Принесли воды, плеснули в лицо Семену, тот снова очнулся, снова стал говорить про Дмитрия Ивановича.

Владимир Андреевич склонился над парнем. Лицо залито кровью, поперек страшный шрам, но губы разлепил:

– Я Дмитрия Ивановича… под поваленной березой… там лежит… Он живой… оглушен сильно…

Десятки воинов метнулись обходить все поваленные березы, а Боброк склонился над Семеном:

– Э, паря, крепко тебя задело… А ну давай-ка я посмотрю…

Через некоторое время раздался радостный вопль:

– Здесь! Нашли!

Владимир бежал навстречу ратникам, спотыкаясь об убитых людей и лошадей, о завалы оружия и просто кочки.

– Митрий! Дмитрий Иванович! Ты жив ли?

Великий князь был жив, только уж очень сильно оглушен, его кольчуга выдержала, не позволила чужому оружию коснуться тела, но и сама вдавилась в него. От искореженных лат Дмитрия освободили с трудом. И сколько же было радости, когда он открыл глаза!

Снова крик над полем:

– Князь Дмитрий Иванович живой! Живой князь!

Семен, чуть очнувшийся от боли, слабо улыбнулся:

– Живой…

Добравшись с помощью ратников до знамени, Дмитрий пригляделся к Семену:

– Это он меня трижды за бой от смерти спас. Кто ты, чей?

– Я с Миколой Васильичем пришел.

Кто-то ответил:

– Микола Вельяминов погиб.

– Микола?! – ахнул Дмитрий.

– Много кто, князь.

– Звать-то тебя как?

– Семен…

– А по отчеству?

– Быковы мы… – непривычно было Семке отчество свое называть, да и не знал он. Деревня Быково, а как дальше? Бог весть, не боярин же, чтобы родовичей до десятого колена помнить.

– Выживешь, поставлю воеводой, Семен Быков. Считай, уже воевода. – Дмитрий обернулся к Боброку: – Не только сам бился знатно, но и людьми распоряжался с умом, я видел.

Дмитрий Михайлович кивнул:

– Коли выживет, поставим. Порубили его сильно.

Но все эти речи Семен уже не слышал, снова впал в забытье. Последней мыслью была радость, что князя нашли, и живым….

А Дмитрий Михайлович пересказывал великому князю то, чего он не мог видеть во время боя, и то, как удирали ордынцы.

– Думали, и не догоним! Бит Мамайка, Дмитрий, ох как бит! Надолго потеряет желание к нам соваться!

– А где Ягайло?

Владимир Андреевич усмехнулся:

– Сторожа донесла, что снялся с места.

– Куда?

– Да домой же, обратно в Литву! А Олег стоит, где стоял. Сдержал слово свое.

– Дмитрий Михайлович, вели ордынцев отдельно складывать, а русских отдельно. И пусть всю ночь с факелами ходят, к каждому прислушиваются, приглядываются. Такая сеча была, что под трупами может быть много раненых. Отсюда не пойдем, пока всех либо не увезем, либо не похороним. – Великий князь чувствовал, что рано обрадовался, искореженные латы все же отдавили что-то внутри. Опустился на быстро подложенное кем-то из слуг седло, поднял голову, чувствуя, что должен напомнить еще одно: – Надо отправить гонца в Москву, чтоб ведали, что наша взяла.

– Давно посланы, Дмитрий! Сразу как погнали Мамайку, так и отправили троих с запасными конями.

Князь кивнул и, уже почти проваливаясь не то в беспамятство, не то просто в сон, заплетающимся языком добавил:

– И за Мамайкой хорошо смотреть, чтоб не вернулся и не напал снова.

Владимир Андреевич с удовольствием расхохотался:

– Митя, да его наши до самой Красивой Мечи погнали! Где уж тут вернуться!

– Это хорошо… хорошо…

Всю ночь выжившие ходили по полю с факелами, переворачивая трупы, разыскивая тех, кого еще можно было спасти. Павших было решено сносить в сторону завтра, пока важнее разыскать живых. Таких набралось много. Перевязывали раны, останавливали кровь, спешно рядили подводы, чтобы везти домой. Дома и стены помогают, а потому первый обоз отправился уже поутру. Конечно, забрать всех погибших, чтобы похоронить дома, невозможно, потому пришлось многим остаться лежать между Доном и Непрядвой.

Для тех, кого решили увезти, спешно долбили дубовые колоды. Дробный стук множества топоров с раннего утра до позднего вечера раздавался над Доном. Кроме множества дубовых колод дубовая роща, в которой совсем недавно прятался Засадный полк, заметно поредела, потому как на поле решили поставить обетную церковь в память всех, кто сложил свои головы на поле Куликовом.

Целых восемь дней стояли русские полки, а вернее, то, что от них осталось, на Куликовом поле. Пока действительно не подобрали всех лежащих на земле, не ушли. Увезли и раненых, и убитых (хоронить в родной землице), закопали ордынцев (тоже ни к чему оставлять на потеху прожорливым воронам), старательно собрали оружие, и свое и ордынское (пригодится)… Боброк, глядя на старательно прочесанное поле, невесело усмехнулся:

– Гляди, Дмитрий Иванович, точно в дому прибрались.

Тот кивнул:

– Негоже своих воинов в чужой земле оставлять, дома похороним. Небось найдет земля Русская место для героев?

Отслужив первую службу в новом храме, наконец собрались в обратный путь. С грустью смотрели уходящие, прощаясь со своими товарищами, на бранное Куликово поле.

И вдруг по пути домой известие: рязанцы нападали на обозы с ранеными! У Дмитрия от гнева стало бледным лицо, сжались кулаки, зло прохрипел:

– Уничтожу Олега! Дождался тать нашей слабости?!

– Не гневи бога, князь! Олег со своими как стоял, так и стоит там, где Ягайлу стерег. А что его люди за его спиной делают, про то мог и не знать.

– Вечно у него не все как у людей!..

Олена возилась у печи. Много ли одинокой бабе надо? Раз в неделю хлеб посадить да горшок каши. Одинокая не всякий день и печь топит, чтобы дрова не расходовать. В избе холодно, а от этого даже чуть сыро. Мысли снова вернулись к русским полкам, ушедшим на битву с Мамаем. Как там этот красивый ратник? Выжил ли? В то, что найдет ее, если выжил, не верила.

И вдруг точно почуяла что-то, сердце вдруг остановилось! Прижав руки к груди, выронила на пол горшок с водой, но не заметила, опрометью бросилась вон из избы как была – раздетая, едва не простоволосая. Бежала к дороге, по которой войско шло к Дону. Почему? И сама не знала, сердце гнало ее.