Убийство на Неглинной - Фридрих Незнанский

– Нет, вы определенно мне нравитесь. Другому бы я уже сделал отметку на память.

– Слушайте, – будто загорелся Турецкий, – а может, все-таки попробуем? Смотрите, сколько народу!

– Не будьте мальчишкой, – нахмурился Лысов. – И не бойтесь, мадам мы как-нибудь не обидим. Не в наших интересах. Честь фирмы, как говорится, дороже.

– А, ну да, вы же заведующий юридическим отделом «Юноны». Лицо, можно сказать, ответственное.

– Нет, я работаю в концерне «Юнона-Русь», а это не одно и то же.

– Соподчинение мы еще выясним. А пока начали, как вам известно, ревизию у генерального директора Петра Черныха.

– Известно. И не в первый раз. Но никакого криминала, как ни старались, до сих пор обнаружить не смогли. Знаете почему? Да потому что его и нет. Есть несуразица и несостыковка в наших собственных законодательных актах. Которые, применительно к деятельности фирмы, можно истолковать и так и этак. Вот вы бы и подсказали своим коллегам, как надо толковать.

– Это что, тоже входит в оплату?

– Нет, это уже премиальные.

– Ясно. Но мы намерены всерьез. Без всяких фиглей-миглей. Так что вряд ли удастся разжиться за ваш счет.

– А я, в общем, так и думал. Но вы все равно ничего нового для себя не откроете.

– Все возможно. Но мы постараемся.

– Было бы очень неплохо, если бы вы и своим друзьям посоветовали вести себя поскромней.

– В каком, простите, смысле?

– В смысле, как когда-то говорили, неавторизованной активности.

– Формула знакомая. Впервые я ее услышал от одного генерала госбезопасности, мир праху его! Большая была, между нами, сволочь. А вот по части предостережений вы бы не мелочились, Анатолий Валентинович, а начали прямо с президента. Советуйте ему.

– Бесполезно. Стране нужен другой президент. Но – не все сразу. Не все. Каждому овощу, гласит русская пословица, свое время… Однако нас, кажется, соизволили наконец пригласить?

– Нет уж, простите, я, Анатолий Валентинович, человек, может, и недалекий, но все-таки вопрос свой помню, а вашего ответа так и не услышал. А вопрос для меня важный. Вы не объяснили, что вам за интерес работать с уголовниками?

– Возможно, я забыл. Или вы не поняли. Они не нужны никому. И я к ним не испытываю ни малейшего интереса. Если бы не чисто профессиональный долг, я не занимался бы ни Синицким, ни его подельниками.

– Однако ж…

– Но я считаю… Я просто уверен, что известное вам военно-патриотическое общество готово немедленно проявить инициативу и избавиться от порочащих патриотическое движение случайных уголовных элементов.

– Закономерен вопрос: где они были раньше? Но оставим риторику, в которую вы и сами ни черта не верите.

– Вы просто не в курсе. Там же целый ворох проблем!

– Не столько проблем, сколько наркоты и краденого оружия. Не путайте с вечной идеей единой и неделимой.

– Ах, Александр Борисович, ей-богу, не брали бы вы в голову! Все это решается. И не так сложно, как вы думаете. Было б желание.

– Значит, вы предлагаете мне самоустраниться? Взамен на безбедную жизнь?

– Что касаемо второго, то – да. А вот самоустраниться? Тут вопрос. Не знаю, правильно ли это.

– Да уж это – не ваши проблемы… Нет, думаю, что вам пока не удалось меня переубедить. Вы мне лучше объясните, чего вы тут делаете? Старуху стережете, чтоб не сбежала? Так она никуда не денется. Между прочим, возле Нечаева я вас сегодня не видел.

– Зато я видел вас, Александр Борисович. И слышал ваш превосходный диалог с премьером. Хорошо сыграно. Впечатляюще. Но ведь теперь ваша главная задача – сохранить лицо, то есть свидетелей. И исполнителей. Верно? А задачка-то не из простых, не мне вам рассказывать.

– Повторяю, мы постараемся. Но теперь уже и я начинаю подозревать ваше непосредственное участие. В качестве заказчика? Не думаю, не тот уровень. Да вы не смущайтесь, – поспешил добавить Турецкий, заметив, что лицо Лысова снова превратилось в камень, но теперь уже кирпичного оттенка, – нет, видно, не все у этих бывших в порядке, нервы расшатались. – Это я к тому, что, по моему глубокому убеждению, сложившемуся во время нашей беседы, вице-премьер вам по херу, не ваша это забота. А вот если Айна вас послала, это – серьезно. Тут соперника, да еще запечатленного на кинопленке, или чем теперь у вас работают? Видеокамерой? Так вот, его «замочить» – милое дело. Но вы на это не пойдете. Школа чувствуется. Значит, вы где-то рядом с преступлением. А это мне интересно. Вы не боитесь своей откровенности?

– Бог с вами, Александр Борисович, чего мне бояться, если я живу в правовом государстве! Вы сперва доказать попробуйте, хотя бы для начала, что этот разговор у нас был вообще.

– А если я его записывал на секретный магнитофон?

– Не врите, – по-простецки отмахнулся Лысов. – Ни черта у вас нет в карманах. Неужели вы меня держите за идиота из райотдела милиции? Идите и думайте. Это для вас сейчас самое главное. И желаю вам совершенно искренне успеха на этом поприще. Мой телефон у вас имеется. Мне мадам сказала.

Демидыч выбрал себе удобную позицию: зашел в контору крематория и соответственно кладбища-колумбария и устроился возле окна, из которого была как на ладони видна площадка, уставленная машинами. Миша, водитель, запер дверцы и прилег на переднем сиденье. Стекла в джипе были сильно затемненные и с зеркальным отражением, поэтому рассмотреть снаружи, есть ли кто внутри, было практически невозможно. А любителей чужой собственности в месте, где мысли людей заняты совершенно иными проблемами, должно было хватать. Эта территория, как было известно заинтересованным лицам, контролировалась измайловской оргпреступной группировкой. Так что ухо тут нужно было держать востро.

Первая ласточка не замедлила появиться минут через пятнадцать – двадцать после парковки. Между машинами, стоящими впритык друг к дружке, с видом местного сторожа начал прохаживаться некий тип в форме, напоминающей одновременно и милицейскую омоновскую, и милицейскую муниципальную: высокие шнурованные ботинки, серые шаровары, бушлат и кепарь-бейсболка, надвинутая на самые брови. Но больше всего его почему-то интересовали две машины – серые «Жигули» Турецкого и черный джип, стоящий рядом. И так обошел вокруг и этак, и в окна джипа заглянул с обеих сторон, и даже за дверные ручки подергал. Потом исчез. Разведка? А когда появился снова, его было трудно узнать – ни бушлата, ни бейсболки. Какая-то длинная хламида вроде старого, поношенного плаща и мятая шляпа. А вот ботинки выдали – лень, видно, было переодеваться. Движения тоже стали иными. Скользнув вдоль кирпичной ограды кладбищенской территории, он присел за багажником «Жигулей», потом переместился к джипу и стал ковыряться в замке правой передней двери.

Володя Демидов выметнулся из помещения и успел увидеть последний момент вскрытия машины: дверь распахнулась, и жулик словно нырнул внутрь салона. И – тишина. Миша сработал четко.