Роза в ее руке - Александра Астафьева

— Что теперь будет? — взволнованно спросила Вивиан.

— Теперь все будет по-другому.

Достаточно было страданий, страхов, боли и опасений. Я поклялся себе, именно с этого момента никто и ничто не посмеет угрожать моей семье.

***

Облив голову Флойда водой из бутылки, я присел рядом, чтобы понаблюдать за его пробуждением. Он медленно и с заметной болью на лице разлепил свои веки. Сначала долго и пристально смотрел на меня, затем попытался покрутить тяжелой головой по сторонам. Получалось плохо. Сконцентрироваться на чем-то одном ему также удавалось с трудом. Еще бы. Удар мог оказаться смертельным.

Мы находились недалеко от дома в лесной роще, в надежном месте от посторонних глаз. Нечего было скрывать, никто не проживал здесь, кроме меня. Держать чужака под прицелом того самого ружья, которым я огрел его, не составило огромного труда. Где бы мы ни уединились, от кого бы ни прятались — в местности не было ни одной души.

Опираясь спиной на ствол дерева и находясь в расслабленном сидячем положении, Флойд облизнул свои губы. Хотел приподняться и не смог.

Во-первых, в голове боль отчетливо отбивала чечетку, а во-вторых, руки были связанные между собой за спиной. Ноги свободно располагались на травяной земле, вскоре они должны были ему пригодиться, поэтому я не лишал его этой свободы.

Пусть бы сидел, отдыхал, приходил в себя. Но после пришлось бы держать свое тело в вертикальном положении. А вот что могло быть дальше, на то была Божья воля.

— Ты еще не убил меня? — не сразу прохрипел мой враг.

Я похрустел шейными позвонками, опустил оружие дулом вниз и громко вздохнул.

— Должен разочаровать, тебя ждет другая участь.

— Не томи, — не удержался от любопытства Флойд.

А вот хрен ему. Никогда не собирался лишать кого-то жизни. Ни я ему давал ее, не мне судить о его жалком существовании, да и за поступки, которые он совершал, придется ответить перед божьим судом.

В данный момент справедливость была в моих руках. Я мог сделать с ним все, что заблагорассудится. Он обязан гореть в аду за все страдания Вивиан и причиненное горе другим людям. Однако Флойд находился здесь, обессиленный под моим наблюдением и моей властью, как развалюха с завязанными руками, хлопая глазами от безысходности. Сам удивлялся, почему до сих пор не вышиб ему мозги.

— Изумишься, но ничего кроме печали и тюрьмы тебя не ожидает.

— Мне полагается скидка, — осмелился шутить умник.

Он говорил о спасении Вивиан от лап смерти своего же уродливого прихвостня.

Пусть в конечном итоге Флойд стал пешкой во всей семейной игре, что носила фамилию Хьюз, но этого было мало для его оправдания.

— На небесах сочтемся, — кривая усмешка затронула его губы. — Я люблю ее.

Я хмыкнул и, набрав в легкие воздуха, отвечал со свойственным мне спокойствием, несмотря на то, что изнутри гнев пожирал меня клыками.

— В жизни все закономерно. Жаль, Вивиан познала твою сущность, чтобы ощутить на себе больную любовь, затем оскорбление, унижение, избиение… Кто знает, что еще могло быть? После всего ты просто обязан был не допустить ее гибели от рук маньяка, хотя бы для того, чтобы немного очиститься перед собственной смертью. Не находишь?

Расположившись на земле напротив Флойда и скрестив ноги, я ждал, пока он потянет с ответом, не сводя с меня глаз:

— Я и ранее убивал за нее. И сейчас меня никто бы не остановил. Особенно такой психопат как Маршалл. Жалею, что все произошло спонтанно, а не преднамеренно.

Он говорил об этом в сердцах, а значит, действительно был помешан на Вивиан, раз убивал и мог продолжать убивать остальных. Меня, например.

— Ты на самом деле любишь ее?

— Да, — ответил тот, не моргнув.

Тут я прищурился, ища подвох, но встретил его полный намерения взгляд.

— Должен разочаровать. У тебя хр*новое представление о любви и об отношении к любимой женщине в целом.

Он ослабил взор наблюдения и позволил себе отклонить голову назад, чтобы громко рассмеяться, а после вернуть мне презрительный взгляд.

— Ты самый галантный из всех мужчин, которых она встречала, — насмехался умник.

— Очень странно слышать лесть от тебя.

— Самый обходительный…

— Брось, порой, и я бываю неотесанным.

— Заботливый, — продолжал он.

— Так уж и быть, этого у меня не отнять, — отвечал ему с тем же сарказмом.

— Если ты настолько весь положительный, почему тогда не смог уберечь от гибели другую жену? А?

— Я заплатил за это сполна, — мерзавец, видимо, знал о Линде. Уколол неприятно в самое сердце. — По крайней мере, теперь моя совесть чиста. А вот, что же касается твоей, то еще долго придется попотеть, чтобы достичь собственной гармонии.

Флойд не прекращал улыбаться в полный ряд зубов, как будто знал о моем уязвимом месте, но мне было наплевать. Чтобы он ни сказал в свою защиту, все давно предрешено.

— Я подарил ей любовь, счастье, — не унимался ублюдок. — Не говоря уже о потомстве, чего тебе сделать не под силу.

Немного наклонился вперед и проговорил, чтобы я не ослышался.

— Киллиан не твой сын.

Я ждал подобного выпада, поэтому с ответом не медлил.

— Кровное с ним родство здесь ни при чем. Главное, кто он и кем может стать. Для Вивиан этот ребенок символ новой жизни и новой любви. Она живет и дышит, благодаря ему. Ты видел этого мальчугана — самый красивый и невинный ребенок на земле.

Флойд молчал, не находя слов.

— А теперь представь: был бы он твоим, как ты того хочешь, чтобы он видел вокруг себя? Какой бы пример получал от отца, наблюдая каждый день смиренную и легко ранимую мать, которая не испытывает ни капли любви к своему грозному мужу, а только страх и тихую ненависть?

— Заткнись, — не желая слушать, процедил сквозь зубы Флойд. Смотрел перед собой в одну точку, как будто воспоминания сходились с моими словами.

— Унижение, обиду, гнев, нелюбовь. А появись у него младший брат, и вовсе позабыли бы о нем, переключив все внимание и остатки любви новорожденному чуду.

— Как будто у нее с тобой будет иначе.

— У нее со мной уже иначе.

— Проживать незаметную жизнь в полуразваленном доме в глуши?

— Да. И все это мое. Все это наше с Вивиан и даже больше. Мы приобрели настоящую любовь. А что осталось у тебя?

Ничего.

— А если у меня есть одно большое желание все исправить? — спросил он без капли иронии.

— Тогда ты не совсем безнадежен, как кажешься.

— Ты слишком добренький. У тебя не выйдет запудрить мне мозги. Пристрели меня, если я не прав.