Клятва золотого дракона - Ирина Лазаренко

И он попробует их не бояться.

По сути-то, дракон прямо сейчас сидел внутри машины, а рядом с ним был гном-машина, и дракону было совсем не страшно рядом с ними. Он смотрел на свет умирающего солнца в потолке и не думал о страхе, не думал об испытаниях – он думал, что ему досмерти хочется увидеть надо собой небо, не жалкий кусочек, а настоящее, бесконечное, в которое можно упасть, как в воду. Упасть и полететь навстречу… чему-нибудь.

Потом оторвал взгляд от кусочка неба и посмотрел на надпись «Один всё равно останется». Даже теперь, когда дракон понимал её значение, она продолжала вносить долю бодрящей тревожности в происходящее вокруг безумие.

Я мог не доходить до этого и других не доводить? Повернуть обратно раньше, еще раньше и еще? Удалось бы убедить короля Югрунна, что я сделал всё возможное? Скорее всего, да. Скорее всего, мне даже не пришлось бы прилагать для этого усилий: его подданные уже почти сделали это, они видели достаточно странных и жутких вещей, они потеряли в этих подземьях почти всех, кто пошел вместе с ними, они видели огромность этих гор и, как никто другой, понимали, насколько мал шанс найти одну небольшую машину среди этого враждебного громадья. Быть может, если Кьярум добрался до Гимбла благополучно, то Югрунн Слышатель уже сейчас пришел к мысли о том, что зряшной была вся затея.

Не важно. Ведь не король Югрунн Слышатель отнимет у меня голос, если я нарушу Слово.

Дракон рывком выбросил себя из кресла и пошатнулся – оказывается, всё его тело дрожало от слабости. В ушах зашумело, перед глазами всё на миг расплылось. Палбр смотрел на него с тревогой, Эблон – с удивлением. Пылюга, кажется, уже освоился со своими стальными ребрами, не испытывал боли и даже больших неудобств и вполне походил на обычного, привычного Эблона, прихожанина Храма солнца. Как будто ничего не изменилось.

– Мне нужно подумать, – Илидор отвернулся. – Подальше от башни и… от других машин.

И дракон вышел из комнаты, шатающийся от усталости и никем не останавливаемый. Только ходовайка, которая не могла отпустить Илидора одного, тихонько потрусила следом за ним, а дракон притворился, будто не замечает её.

Ходовайка шла за ним долго-долго. Следила, как дракон, всё сильнее замедляя шаг и всё больше сутулясь, идет мимо сарая с машинами и мимо поля с растениями. У него заплетались ноги – это был страшно долгий день, ходовайка понимала это, но не знала, как поддержать дракона. Она не могла поделиться с ним лавой – жизненная сила золотого дракона выглядела совсем иначе, ходовайка смутно чувствовала её и понимала: сейчас её осталось уже совсем мало.

Илидор добрел до небольшого ручейка, бьющего среди поросших мхом камней, и сел на один из этих камней. Долго смотрел в воду и о чем-то думал, разложив вокруг полы плаща и накручивая на палец прядь золотых волос. Ходовайка осторожно подобралась под другую руку, Илидор рассеянно погладил машину по приглазной пластине и тут же одернул ладонь. Ходовайка не обиделась.

Прошло немного времени, и дракон прилег на мягкий мох, погрузил пальцы в холодную воду родника, пошевелил ими. Задумчивое выражение лица и взгляд сквозь не менялись, Илидор продолжал о чем-то сосредоточенно размышлять, но видно было, что мысли в его голове ворочаются всё труднее: золотые глаза бледнели, взгляд становился всё менее осмысленным, дыхание – глубоким, он несколько раз зевал и тер лицо ладонью, смоченной в ледяной воде. И в конце концов уснул, положив голову на согнутую в локте руку.

Ходовайка, неловко двигая вибриссами, подоткнула под спящего дракона крылья его плаща и покатилась на разведку в большую пещеру близ Масдулага, до которой сегодня никак не смог бы добраться смертельно уставший дракон.

Пока Годомар заливал лаву в руконогу, он всё представлял, как может повернуться его встреча с Фрюгом Шестернёй и стрелунами Фрюга, и Годомару не нравилась ни одна из картин, нарисованных собственным воображением.

– Как думаешь, Годомар-р, зачем я взял тебя с собой на встр-речу с королем? – спросит Фрюг, сильней обычного выпячивая торчащую в бороде мясистую губу.

Рукатый ответит уверенно, потому что знает:

– Чтобы я сам услышал того гнома, Кьярума, и согласился с тобой.

– О! – Фрюг поднимет указательный палец. – Точно! А ты чего сделал, Годомар?

И велит стрелунам затыкать Годомара копьями, а Годомар не сможет увернуться, потому что будет сидеть в открытом кресле над резервуаром руконоги.

Он не сумеет ни в чем убедить Фрюга, это понятно, потому что…

– Дракон опасен! – отрубит Фрюг Шестерня.

Он будет идти к здоровяку, держа на отлете огромный термос с лавой. Специальный заправочный термос с длинным скошенным носиком вместо горлышка.

– Ты же согласился, что наш долг: обезвр-редить дракона! – рявкнет Фрюг, и в голосе его будет боль раненого зверя.

Он не вспомнит, что Годомар сказал не это. Годомар сказал, что должен обезвредить самую опасную тварь, которую видел этот город за последние двести лет, а если Фрюг отчего-то решил считать этой тварью Илидора – ну…

Годомар понятия не имел, как ему обезвредить Фрюга, даже имея армию руконогов, потому что на стороне Фрюга – стрелуны, и они истыкают Годомара копьями. Стрелуны будут защищать Шестерню до тех пор, пока видят в нем вожака. Машину нельзя убедить развидеть вожака – может быть, если Фрюг прав, это может делать дракон Илидор, но Годомар – не дракон Илидор, Годомару придется победить Шестерню в более или менее честном бою, но как это сделать, если его защищают машины? Тьфу ты!

Лава из последнего светильника ушла в резервуар. Руконога готова, осталось только освежить в памяти рычажное управление – впрочем, оно совершенно обычное для таких машин, и… и что?

Ф-фух. Годомар вздохнул и посмотрел на руконогу снизу вверх, ощущая себя таким же глупым и нелепым, как она. И почему гимблские механисты так толком и не научились делать небоевые машины? Непременно получается какая-нибудь несуразица, как будто придуманная не головой гнома, а головой панцирного жука, бессмысленной и бестолковой. Вот и руконога (вид: служебная; класс: несамоходная; управление: рычажное…) – совершенно дурацкая конструкция, кто её такой задумал, кто её такой создал? Кресло для механиста открытое и очень небезопасное, из него немудрено даже вывалиться, когда эта штука начнет шагать и переваливаться, а чтобы в него залезть – хорошо бы быть человеком-акробатом, какие выступают на привратном рынке в дни смены сезонов. Устойчивость у машины никакая: всего две точки опоры и высота на пол-роста больше, чем следовало бы сделать. Слив для излишков лавы внизу резервуара, ничем не прикрытый дополнительно – отличный способ сварить того, кто будет находиться под ним без защитной одежды…