Драконы Пропавшей Звезды - Трейси Хикмэн

Положить конец мучениям Ская было бы актом милосердия, но Мирроар не мог позволить себе быть милосердным. Ему нужно было получить ответы. Ему необходимо было знать, правда ли то, чего он так страшился.

Распростершись на камнях пещеры рядом с умиравшим Скаем, который был его давним смертельным врагом, Мирроар расправил крылья, распростер их над содрогавшимся телом и заговорил на древнем языке драконов.

Сидя в темноте на толстой доске, служившей ему в этой темнице кроватью, и слушая четвертый за последний час рассказ Тассельхофа о дядюшке Пружине, Герард предавался праздным размышлениям о том, что произойдет, если он придушит несносного кендера. Будет ли это рассмотрено как убийство, за которое полагается смертная казнь, или же как акт самозащиты, дающий право на снисхождение?

— ... дядюшка Пружина отправился в Устричный с пятью другими кендерами, гномом и одним овражным гномом, имя которого я никак не припомню: кажется, его звали Пфа. Нет, так звали другого овражного гнома, с ним я сам был знаком. Ральф? Ну ладно, пусть будет Ральф. Это совершенно не важно, потому что дядюшка никогда больше с ним не встречался. Короче говоря, по дороге туда дядюшка Пружина наткнулся на кошелек, полный стальных монет. Он понятия не имел, откуда этот кошелек взялся, и подумал, что, наверное, его кто-то обронил. Но никто не заявлял о пропаже, а так как дядюшке было известно, что держать что-либо в руках — это почти то же самое, что владеть, он решил потратить богатство на всякие волшебные штуки: кольца, заклятия, снадобья. Нужно сказать, что мой дядюшка был сам не свой насчет всякой магии. Он часто говаривал, что, поскольку никогда неизвестно, что за отвар тебе попался, не забывай зажать нос, когда глотаешь его. И вот он отправился в лавку магических товаров. А когда он вошел туда, случилась совершенно невероятная вещь. Владелец лавки сам оказался магом и рассказал дядюшке, что неподалеку от Устричного есть пещера, где живет черный дракон, и у этого дракона хранится необыкновенная коллекция магических предметов со всего Кринна. Владелец лавки сказал также, что не хотел бы вводить дядюшку в расход там, где можно обойтись без всякой оплаты. Разумеется, после победы над черным драконом. Дядюшка сразу оценил эту мысль по достоинству. Почему бы и нет? Он только спросил у владельца лавки, как пройти к этой пещере. Тот любезно объяснил ему во всех подробностях, и тогда дядюшка...

— Закрой рот! — процедил Герард сквозь зубы.

— Прости, не понял? — переспросил Тассельхоф. — Ты что-то сказал?

— Я сказал, закрой рот. Мне нужно поспать.

— Но мы остановились на самом интересном месте. Когда дядюшка Пружина с пятью кендерами вошел в пещеру...

— Если ты не замолчишь, я заставлю тебя силой. — Тон Герарда не предвещал ничего хорошего.

— Сон — это пустая трата времени, — заныл Тас, — и если вы спросите меня, что я об этом думаю...

— Тебя никто не спрашивает. Помолчи.

— Я...

— Помолчи.

Ответом Герарду было кряхтенье — худенький кендер устраивался на нарах напротив него. Рыцаря поместили в одну камеру с Тассельхофом, а гном блаженствовал в полном одиночестве в соседней камере. «Эти воры еще, чего доброго, передерутся между собой», — заметил тюремщик.

Никого еще за свою недлинную жизнь Герард не ненавидел так сильно, как этого охранника.

Конундрум первые двадцать минут своего заключения провел в слезливых жалобах по поводу ордеров на арест и повесток в суд, в непонятных ссылках на дело «Кляйнхоффель против Менкльвинка» и в призывах к некоей Миранде, пока не довел себя до обморока. По крайней мере Герард решил, что это обморок, так как услышал стук упавшего на пол тела, после чего наконец настала благословенная тишина.

Герарду уже удалось задремать, когда Тассельхоф, умудрившийся спать под жалобы Конундрума, внезапно проснулся и, воспользовавшись тишиной, запустил свой рассказ о дядюшке Пружине.

Герард долго мирился с этим и, не обращая внимания на мерное стрекотание кендера, думал о своем. Измотанный, рассерженный на рыцарей, на себя, на судьбу, он лежал на койке, погруженный в тревожные мысли о событиях, происходящих в Квалинести. Герард представлял себе, что Медан и Лорана думают о нем. Время возвращения уже настало, и они могли решить, что он струсил и спрятался в кустах.

Относительно его положения здесь Главы Орденов объяснили ему, что к Повелителю Уоррену послан гонец, но о времени его возвращения оставалось только догадываться. Да и найдет ли его гонец? И найдется ли в Соланте другое место? И найдется ли в Соланте кто-нибудь, кто знает его отца, а если найдется, признает ли он Герарда?

От беспокойства Герард не мог найти себе места, вертелся и вертелся с боку на бок, страхи и сомнения глодали его сердце. Голосок кендера сначала приятно отвлекал от невеселых дум, но потом превратился в надоедливый шум, подобный падению дождевых капель в металлический таз. Измученный до предела, Герард отвернулся лицом к стене и затих, не обращая внимания на патетические вздохи и охи Тассельхофа. Он уже погружался в сон, когда неожиданно до его слуха донеслись (возможно, это и было сном) слова колыбельной песни:

Сомкнутся у цветов

Ресницы лепестков.

Тьма — погляди наверх.

С последним вздохом дня,

Молчание храня,

Усни, любовь, навек.

Клубится мрак внизу.

Но здесь, в ночном лесу,

В сгустившейся тени

Ты, погружаясь в сон,

Возносишься, спасен.

Любовь, навек усни.

Мелодия убаюкивала и успокаивала, и Герард наконец заснул. Разбудил его голос, прозвучавший из темноты:

— Господин рыцарь, где вы? — спрашивала какая-то женщина.

У Герарда взволнованно забилось сердце. В первый момент он подумал, что голос принадлежит госпоже Одиле, но тембр был иным, более музыкальным и мягким, и в голосе не чувствовалось акцента, свойственного уроженцам Соламнии. К тому же госпожа Одила никогда не стала бы обращаться к нему подобным образом.

Теплый желтый свет возник в окружающей темноте. Герард вытянул голову, чтобы увидеть того, кто разыскивал его среди ночи.

Сначала он не увидел никого, потому что женщина, спустившись с последней ступеньки, помедлила за стеной в ожидании ответа. Затем свет свечи в ее руке дрогнул и стал приближаться, женщина вышла из-за стены, и Герард увидел ее силуэт. Белые длинные одежды казались нежно-желтыми в тусклом свете, волосы отливали серебром и золотом.

— Господин рыцарь, где вы? — снова спросила она, оглядываясь.

— Золотая Луна! — воскликнул Тассельхоф и замахал рукой. — Иди сюда! Он здесь.

— Это ты, Тас? Не кричи, пожалуйста. Я ищу рыцаря, господина Герарда...