Имортист - Юрий Никитин

Вертинский сказал с осторожным сомнением:

– Неужели у Штатов нет других противников на дороге кмировой власти?

– Есть еще Китай, а также Индия, Пакистан, Северная Корея…Но будем реалистами, Индия и Пакистан – не соперники, им разве что друг сдругом драться, о Северной Корее умолчим, самим не смешно?.. а вот Китай можетстать очень серьезным противником… лет через двадцать-тридцать. Да только дядяСэм ему не даст и пяти. Захватив Россию, выставит на границе с Китаемполмиллиона крылатых ракет, а Китай с его полутора миллиардами населения –крохотная страна. Накрыть его одним залпом проще простого.

– Что, дяде Сэму не терпится ударить по Китаю? Но для этогонадо срочно занять Россию?

Казидуб сказал зло:

– Эту территорию, как говорят демократы! Эту территорию. Ужесегодня в Казахстане, в Прибалтике, на Кавказе и в среднеазиатских республикахСША начинают установку самых новейших мобильных крылатых ракет дальностью вшесть тысяч километров. Планируется, что их разместят не меньше сорока тысячштук, хотя все эксперты дают голову наотрез, что для уничтожения всей военноймощи России достаточно будет двадцати тысяч. Однако, помимо этих ракет, впервом эшелоне удара примут участие тридцать тысяч крылатых ракет морскогобазирования, а также десять тысяч – воздушного.

Он докладывал бесстрастно, холодным голосомпрофессионального военного, для которого смерть всегда рядом, для которогоумереть всегда легко и просто, а у меня сердце заныло, холодной иглой пронзиловсю грудную клетку. Я размечтался, как имортизм поведет человечество к звездам,иным мирам, как вскроют другие измерения, как бессмертный человек своимиглазами увидит и расползание материков, и старение Земли, и расселение еговнуков по Галактике…

– Надо держаться, – сказал я. – Надо держаться.

– Надеетесь на чудо, господин президент?

– И на чудо тоже, – ответил я.

– Какое? – полюбопытствовал Казидуб.

– Не знаю, – ответил я честно. – Но чудо будет.Бог своим партийцам отпускает строго отмеренное чудо. Чтоб не чересчур много,но в то же время, чтобы хватило. Пусть и в обрез.

– Ого! На чем же зиждется… правильно я выговариваю?..зиждется ваша уверенность?

Я помедлил с ответом, Казидуб, уже сказав главное,расслабился чуть, а заморенный Медведев вовсе умоляет всем своим видомпередохнуть.

– На эволюции, – ответил я, – вселенской эволюции…Вам любой ученый скажет, что мир постоянно усложняется. Не только нашеобщество, духовный мир человека или наполнение его все болеевысокотехнологичными вещами, но и сама структура пространства: кристаллырастут, усложняются, из простых галактик образуются сложные, появляются новыеэлементы, новые свойства космоса… нет, не потому, что у нас не было достаточносложных приборов – мир в самом деле усложняется, как растущий организм.Впрочем, так и есть, Вселенная стремительно расширяется, растет, усложняется.Вершина усложнения – жизнь. Вершина жизни – разумная жизнь. Вершина разумнойжизни – та, что ведет жизнь не к уничтожению, не к загниванию, даже не просто кзамкнутому существованию, а требует выхода в космос, на самые дальние рубежи…Если хотите, можно назвать это нашим стремлением к Богу. Если не хотите, не называйтеили называйте как-то иначе, суть от этого не изменится. Пока что этим критериямотвечает только имортизм. Так что вселенские силы… опять же называйте их каквам удобнее, стараются нам помочь.

Все замолчали, потом Казидуб крякнул неестественно громко:

– Ну, если на США обрушится метеорит не меньше того, чтопробил дыру в Аризоне… я не слишком всплакну. Хотя, конечно, дурней жалко. Ониж все-таки тоже наши. С другой стороны, сколько этих, что мешали древнимимортистам, мы перебили в те древние века?

Медведев поерзал, сказал несчастным голосом:

– Господин президент, я не теолог, не принимаю сигналы изкосмоса, я всего лишь битый жизнью и реформами практик. И еще, господинпрезидент, сразу предупреждаю, от меня не ждите умных мыслей… Но я воспринимаюумное от других, умею отличить от дури. И еще меня называют хорошимисполнителем.

Я смотрел с любопытством в его крупное костистое лицо, что,должно быть, как каменная глыба, впрочем, так и есть, но на этой глыбепостоянно меняются оттенки, словно под потолком крутит лопастями вентилятор,рассыпает блики и тени.

– Да, я тоже слышал.

– Так вот, – проговорил он. – С вашего разрешения,я начну продумывать, как отодвинуть простолюдина… слово-то какое! «Простыелюди» говорим и не стесняемся, а «простолюдины» – как будто оскорбить, верно?Так вот, как отодвинуть этих простых людей от принятия решений… ну, как бы этосказать, касающихся общества. Не только их шкур, а… вообще. Когда мы жили поддиктатом зверя, как говорят, я слышал песни о любви, Москве, стране, конях,снова о любви, а сейчас по всем телеканалам, по радио и всем танцплощадкамслышу только один вопль: «Давайте трахаться!» Идиоты, да трахайтесь скольковлезет, это же такое простое дело, зачем об этом кричать? Мы, помню, в женскомобщежитии, гм… Но, слезая с еще потных девок, уже думали о самолетах, космосе,дальних звездах… А сейчас, господин президент, назовите песни, вы их, как и я,слышите отовсюду, про любовь, про наш город, про мужскую дружбу?

Я добросовестно попытался вспомнить, но в памяти всплывалитолько песни старых лет.

– Вы только поосторожнее с такими терминами.

– Какими? – спросил он настороженно.

– Устаревшими, – ответил я с горькой издевкой. –Теперь понятие крепкой мужской дружбы как истолкуют? То-то.

Он вспыхнул от возмущения, это было примечательно, что такойогромный человек с крупным и свирепым лицом может краснеть, я даже залюбовался.

– Вот… вот видите!

– Я вас понимаю, – сказал я. – Более того,поддерживаю всеми фибрами. Правда, это вы сами выступили с инициативой, не такли?

Он слегка растерялся, развел руками:

– Нет, я только исполнитель. Но это прямо сказано в вашейпрограмме имортизма! В смысле, я так понял.

– Правильно поняли, – ответил я. – Но вы даже непредставляете, что это за трудная задача. Это и есть сам стержень имортизма.Решения должны принимать только… скажем, умные и достойные. Всех, у кого наплечах голова, а не гениталии, достал нынешний вывих прогресса: все века итысячелетия мы ориентировались на умных и достойных людей, старались бытьтакими же, благодаря чему и двигалась цивилизация… а сейчас вдруг мы, умные,должны ориентироваться на орущих и приплясывающих дебилов! Да еще старающихсястать еще дебилее, тупее, опуститься ниже, смеяться гаже… Эх, Игнат Давыдович,иногда волосы встают дыбом, когда вижу, против чего мы выступили!

Он взглянул испуганно, в голосе появились незнакомыеумоляющие нотки: