Башня над пропастью - Ян Ирвин

— Неподалеку отсюда есть рыбацкий городишко под названием Сифта, — сказал Тензор. — Там мы возьмем судно.

Он повел свой отряд по мысу, усеянному валунами, до конца длинного и узкого устья.

Люди в этом городе знали о приходе аркимов заранее: молва их опередила. Было ясно, что в этом далеком краю не жалуют чужестранцев, и когда Тензор попросил у них бот и выложил на стол золото, они охотно согласились.

Жители Сифты были суровыми, коренастыми рыбаками, но Тензор знал, что слово этих людей крепко.

В тот вечер был устроен незамысловатый пир, чтобы скрепить сделку. Все вместе они сидели за столами, установленными на козлах, и ели куски желтого хлеба, смоченные в оливковом масле, петрушку и сардины, которые коптили над огнем, куда подкладывали ветки розмарина. Лиан уписывал за обе щеки маслянистую рыбу, отдающую ароматными травами. Юноша облизывал пальцы, когда со скамьи встал морщинистый старик, державший бокал с пурпурным вином.

— За Тензора! — закричал он, осушив его одним огромным глотком.

— За Сифту! — ответил Тензор, поднимая свой бокал, и аркимы последовали его примеру.

Впервые в своей жизни Лиан не заинтересовался застольным состязанием. Единственное, чего ему хотелось, — это принять ванну и поспать. Он пригубил вино из своего бокала из учтивости, и у него закружилась голова.

Поднялась старая рыбачка, тоже вся в морщинах, высоко подняв бокал. Лиану начало казаться, что сейчас начнутся тосты за каждого жителя городишка. Застонав, он чуть отпил и опустил голову на руки. Почти сразу же кто-то больно ткнул его под ребра.

— Не забывай о хороших манерах, летописец, — сказала Шала — близнец Ксары, оставшейся в Туркаде.

В полудреме он увидел, что его бокал снова наполнен. И Лиана вдруг осенило. Он опрокинул свой бокал и резко упал под стол. Там под взрывы хохота он улегся на колючую траву и уснул со счастливой улыбкой.

Утром аркимы встали с головной болью. Ветер дул теперь с северо-востока и был такой сильный, что суда не могли выйти из порта. Аркимы коротали время, мастеря какие-то предметы из дерева и металла, легкие прочные вещицы из множества полированных кусочков, которые входили один в другой и складывались, как зонтик.

— Что это такое? — спросил Лиан.

— Тразпары, — ответил Аспер, но это ничего не объяснило Лиану. И тогда он предположил, что это оружие, которое аркимы намерены использовать, чтобы защищаться во время своего путешествия.

Ветер не утихал. День проходил за днем, и Тензор волновался из-за задержки. А для Лиана впервые за много недель представилась возможность отдохнуть. Он ходил по мысу, поросшему травой и кустарником, и смотрел на Туркадское Море или делал заметки для «Сказания о Зеркале» в записной книжке. Аркимы уважали желание Лиана побыть в одиночестве, хотя он всегда сознавал, что его враг Хинтис неподалеку. И хотя кошелек Лиана все еще был при нем и денег старого Вистана оставалось достаточно, чтобы поехать в Туркад и за его пределы, он не делал никаких попыток уйти. Лиану некуда было идти, и не осталось никого, к кому он был привязан.

К тому же Лиан знал, что ему не позволят сбежать. У Тензора была какая-то тайная цель, для осуществления которой необходим был Лиан, — что-то связанное с Зеркалом, хотя об этом и не упоминалось со времени их с Тензором ухода из Туркада. А оружие, разрушающее мозг, которым Тензор воспользовался на Тайном Совете? Почему он, Лиан, оказался единственным, на кого оружие не подействовало?

А как же его собственные обязательства? Лиан был в большом долгу перед Магистром, так как тот оплачивал его обучение в Школе Преданий в течение пятнадцати лет. Лиан часто размышлял о том, чего же потребует от него Мендарк в обмен. Однако Мендарк мог и умереть на Тайном Совете. Похоже, что теперь у него не было хозяина.

На другой день после прибытия в Сифту Лиан прогуливался по склону холма и забрел в лимонную рощу. От листьев и цветов исходило благоухание. Образ Караны так ярко вспыхнул в его памяти, что у него все внутри заныло от боли.

— Карана! — закричал он, обращаясь к пустым небесам, но ответа не было. Образ Караны растворился. Лиан сорвал веточку в надежде восстановить образ любимой, но аромат, напоминающий ему о Каране, не помог в этом.

Лиана терзали бесплодные сожаления. Зачем он обрушил свои обвинения на Тайном Совете на Тензора? И даже если бы сейчас ему удалось сбежать, Туркад и все земли вокруг него в руках Иггура. Даже если Карана жива, сейчас он ничем не может ей помочь. У него нет ни силы, ни воли. Их его лишил Тензор.

Итак, единственное, что осталось ему в жизни, — это Предания. Лиан годами был одержим идеей создать свое собственное Великое Сказание. Сказание могло считаться Великим, только если оно было единодушно принято мастерами-летописцами, а это случалось весьма редко. Только двадцать два Предания были приняты подобным образом, причем последнее — много столетий тому назад. Если бы ему удалось создать двадцать третье, он бы стал величайшим летописцем своего времени.

Отныне «Сказание о Зеркале» станет его жизнью. Что касается самого Зеркала, то ему все равно, в чьих оно руках. Итак, он продолжал со смешанным чувством страха и восторга следить за поступками Тензора, делая записи для своего Предания.

Тензор часто выходил по ночам один и где-то прогуливался. Казалось, он не испытывает потребности в отдыхе и сне. В полночь на вторые сутки их пребывания в Сифте он вернулся в лагерь с сияющими глазами и мрачной улыбкой.

— Я верю, что смогу это сделать! — воскликнул он. — Но нам нужно надежное убежище — это может занять много времени.

Последовало долгое молчание. «Интересно, что он задумал?» — гадал про себя Лиан.

— Мы идем обратно на восток, — сказала Малиена. — Давным-давно было предсказано, что мы покинем запад. Шазмак никогда больше не будет нашим. Давайте вернемся в Стассор и заживем там по-новому. По правде говоря, я не жалею о случившемся: сны, которые мы видели в Шазмаке, всегда были безнадежными.

— Да, — согласился целитель Аспер, взяв меланхоличный аккорд на многострунном инструменте. — Пришло время нашего выбора. У нас никогда не хватит сил преследовать наши древние цели. Мы должны изменить себя в настоящем ради будущего — или прекратить свое существование.

Блез подхватил мелодию Аспера на флейте, и она звучала так грустно, что у Лиана слезы навернулись на глаза. Он сидел, наблюдая за Тензором. На лице последнего ничего не отражалось. Он обводил взглядом маленькую группу, ожидая, когда все выскажутся. Наконец он заговорил:

— Если бы только мы могли. Но мы же не какое-то варварское племя, которое спускается с гор, совершая набеги. — Он простер руки в мольбе. — Мы же аркимы! Подумайте о нашем благородном происхождении. Наше величие — не в силе или способности одержать верх с оружием в руках, а в нашей цивилизации, нашей культуре, нашем искусстве, архитектуре, музыке, литературе и философии. Даже когда мы были под ярмом каронов, наши произведения облагораживали их! И мы, пришедшие на Сантенар, были им ровней — Тар Гаарн! Шазмак! Мы даже думать не должны, чтобы стать ничем.