Венецианский эликсир - Мишель Ловрик

— Мадам заставила его заплатить за вымаранные простыни и камчатную салфетку, которую он все время прижимал к носу. Мне было печально глядеть на это, поскольку мы знаем, что большое количество порошка может убить. Если разорвется достаточное количество сосудов, кровотечение никогда не остановится и мозг взорвется. Мы хотели, чтобы он умер. Я хотела этого всем сердцем. Он этого заслуживает.

Ее лицо искажает ненависть. Девушка шепчет:

— Если вы хотите навредить ему, вам придется приложить к этому массу усилий. Иностранец вроде вас едва ли сможет его отыскать. Если вы к этому стремитесь, я желаю вам удачи. Но будьте осторожны. Известно, что он ненавидит англичан больше всего на свете.

Валентин думает об отчете Смергетто о гибели Тома, о тех словах, что не выходят из его головы вот уже много недель.

Он спрашивает у девушки:

— Он садист? Он убивает каким-то особенным способом? Он потревожил останки твоего брата?

Внезапно он замечает страх в ее глазах. Она замирает. По всей видимости, она решила, что совершила серьезную ошибку, что этот иностранец, вероятно, еще один Маззиолини, желающий уничтожить ее семью. Больше она ничего не скажет. Когда он настаивает, она внезапно нагибается и дергает за шелковый шнурок. Где-то внизу слышится звук колокольчика, и в комнату заходят двое крепких мужчин. Валентин обворожительно улыбается и предлагает всем деньги. Однако это не помогает. Его заставляют уйти. Валентин очень взволнован и не может дождаться встречи со Смергетто.

На складе он обнаруживает, что Смергетто ждет его с информацией, которая превращает все в пыль.

— Женщина, которая вам нужна. Мы знаем, где она, — шепчет Смергетто серьезным тоном. — Новости безрадостные.

Какая женщина мне нужна?

Не веря своим ушам, Валентин слушает рассказ помощника о том, что одна из женщин, за которыми он наблюдал возле аптеки, не пришла сегодня днем. Это заставило его заинтересоваться ее судьбой. Он считал, будто именно она и есть та женщина, что нужна Валентину, несмотря на то что… Смергетто колеблется. Кажется, он хочет описать ее состояние более подробно, но потом передумывает. Возможно, он считает это несущественным либо решил свести хозяина с ума.

Исчезновение этой особы дало ему возможность задать несколько вопросов в самой аптеке. Ее ежедневные визиты к аптеке не остались там незамеченными. В аптеке знали причину ее исчезновения, поскольку подобные истории очень нравятся посетителям, двое из которых стали невольными свидетелями происшествия и рассказали о нем аптекарю.

В толпе на площади Сан-Марко ее схватили и забрали в один из дворцов, который государственные агенты используют как тюрьму.

Остальное рассказали шпики Смергетто. Помощник наливает в бокал вино и ставит его перед пораженным хозяином, мягко предлагая ему сесть.

Валентин тупо глядит на помощника, который поясняет, что из этого дворца очень редко кого-то выпускают. Ее преступление неизвестно шпикам Смергетто, но оно наверняка серьезно. В ее камеру невозможно попасть с помощью подкупа.

По лицу Смергетто Валентин понимает, что он не ручался бы за ее жизнь, раз уж она попала туда.

Валентин хрипло спрашивает:

— Но которую из женщин ты имеешь в виду? Синьорину Джаллофи-шлюхе, Катарину Вениер… или… Мимосину Дольчеццу?

Он хватает Смергетто за сюртук, тяжело дыша. Глаза, кажется, вот-вот выскочат из орбит, а в ладонях ощущается неприятное покалывание.

В глазах помощника он видит страшный ответ.

Валентин тяжело опускается в кресло. Он был так близко, а теперь ее выкрали у него из-под носа. Он потратил столько времени, разыскивая Джаллофи-шлюхе, упиваясь собственной гордостью, желая встретить ее на собственных условиях, женщину, без которой не представляет своей жизни.

Смергетто говорит ему:

— Я думаю, вам следует успокоиться. Я должен многое вам рассказать.

Потом Смергетто поясняет, медленно и обстоятельно, что в этот волнующий вечер некие факты дополнили недостающие элементы картины. Он добавляет, что не было никаких следов юной англичанки, которая, как предполагалось, должна была сопровождать эту женщину.

Но Валентин причитает:

— Одна и та же женщина. Я приехал, оказывается, чтобы разыскать одну лишь ее.

Он бьет кулаком по столу.

— Одна, — грустно повторяет Валентин.

Смергетто медленно, простыми словами объясняет ему, что количество женщин можно довести до трех, но в результате все равно останется только одна.

Та, жизнь которой в опасности.

Бальзамическая микстура от кашля

Берем бальзам Толу (толченый, просеянный и смешанный с яичным желтком), пол-унции; перуанский бальзам, четыре капли; сироп из цветов мать-и-мачехи, сколько потребуется; смешать.

Обладает всеми положительными качествами бальзамического электуария, но на вкус приятнее; можно предлагать больным, которым не нравится маслянистая горечь полыни.

В это утро я зарыла злополучное кольцо в саду монастыря.

Подумав, я решила, что не хочу портить мнение доверчивого опекуна о несчастной старой Жонфлер. Я не злая, и сейчас умение прощать относится к тем добродетелям, которые я тщательно взращиваю в себе.

Я спросила у девочек о Мимосине Дольчецце. Они рассмеялись, услышав это имя, ведь «Дольчецца» на их языке означает «сладкая». Если она из Венеции, то явно не знатного рода. Вероятно, она принадлежит к тем дамам, которых опекает общество. Она может стать довольно неприятным членом семьи.

Как говорится, лучше знать дьявола в лицо, тем более прижать его к ногтю. Лучше пускай будет мисс Жонфлер, чем Мимосина Дольчецца, которая испортила мой рождественский обед.

Все эти отвратительные мысли о сношении! Низкие, животные мысли. Как грубо. Дружба между женщинами кажется мне намного более чистой и удовлетворяющей.

От дяди Валентина по-прежнему нет вестей. Я должна сообщить ему, что решила остаться здесь. Конечно, он попытается отговорить меня, поскольку хочет, чтобы я присоединилась к нему, как только он уладит все домашние дела. Мне очень жаль, но мои планы важнее, и мне придется огорчить его.

Когда он придет, я собираюсь повести его к колодцу в центре нашей крытой аркады, чтобы мы могли обстоятельно побеседовать. Я хочу, чтобы другие монахини увидели, какой возлюбленный может у меня быть, если я когда-нибудь изменю решение. Поскольку, мне кажется, у нас с дядей Валентином чуть не случился роман. За все это время он не мог не влюбиться в меня, а позже я могла бы сжалиться над ним.

Но нет. Это невозможно. Ибо я решила посвятить себя совершенно другому.