Пресс-папье - Стивен Фрай

Когда в зал впускают зрителей, ДОМИНИК КЛАРК уже сидит за столом. Он быстро и раздраженно выставляет в тетрадях оценки – тремя шариковыми ручками разных цветов. Это молодой человек, худощавый, немного женственный. Одет в серые брюки и красновато-коричневый свитер с треугольным вырезом, на спинке кресла висит зеленая вельветовая куртка. Голос его, когда он обращается к ученикам, звучит отчетливо и резко, однако в обычном разговоре становится более молодым. В жестикуляции участвуют только предплечья – от локтя и выше руки почти неизменно остаются прижатыми к бокам, создавая ощущение некой извращенности и несговорчивости.

ДОМИНИК бросает взгляд на часы, встает и начинает говорить. Свет в зале остается включенным. Запоздавших зрителей он может встречать импровизированными репликами или той, которая обращена чуть ниже к ПОТТЕРУ и СТЭНД-ФАСТУ. Зрители – это его ученики, и актеру следует делать паузы и произносить слова роли в полном согласии с тем, что представляется ему уместным для данной публики. В идеале ни одно из представлений пьесы не должно походить на другие. В первой сцене с шестым «Б» актер может добавлять и выкидывать реплики ad libitum[226]– при условии, разумеется, что она закончится той, за которой следует появление БРУКШОУ.

ДОМИНИК. Ну хорошо, садитесь. Хьюз! Лицом ко мне, мальчик. Тишина там, сзади! Харви-Уильямс, я что сейчас сказал? Я сказал – тишина!. Ну вот и заткнитесь! Прохвост. Итак… а, Поттер и Стэндфаст, и где же это вы были? Интересно, мы звонок почему-то услышали, все, а что приключилось с вами? (Совсем тихо.) Если бы я ОРАЛ на вас, ваш слух, наверное, обострился бы. Садитесь. Йеху. Сядьте прямее, Элвин-Джонс, что за разнузданность. И если я увижу во время урока, что вы опять в окно смотрите, получите Минус. Так, хорошо. Картрайт, что там у вас в столе, интересующее вас больше моей персоны, м-м? «Ничего, сэр»? Ну так имейте в виду, будете невнимательны, я и из вас «ничего, сэр» сделаю. Не ухмыляйтесь, Стэндфаст, это неприглядное зрелище. Ладно, давайте посмотрим… Фиггис, надеюсь, то, что вы тщетно пытаетесь прикрыть вашими толстыми пальчиками, это не «Шербетные фонтаны». Сделайте так, чтобы стальной взгляд мой больше не натыкался на них, мальчик, иначе я конфискую их и отправлю в «Оксфам».[227]Мне платят деньги не за то, чтобы я учил уму-разуму «Шербетные фонтаны», – даром что их, судя по всему, научить чему бы то ни было легче, чем вас, не так ли, Хьюз? Катчпол? Поттер? Ну так вот, я только что проверил ваши домашние работы и не… второе дисциплинарное взыскание, Сметвик. Вы отлично знаете, за что, и не забудьте помыть на перемене руки, отталкивающее вы существо. А теперь замолчали, все. Я только что провел пренеприятное утро, выставляя оценки за нанесенное вами Риму коллективное оскорбление, которое вы предпочитаете называть выполнением домашнего задания. Боюсь, оно меня не удовлетворило. Да, Бартон-Миллс, я говорю о вашей работе, и о вашей, Фиггис. Бессвязица, бес-черт побери-связица. Когда, по-вашему, состоится «общий вступительный», а? Через год? Нет, Мэдисон, через две недели. Две недели, Стэндфаст, Уитвелл и компания, осталось две недели, а вы никак не запомните тот простой факт, что pareo[228]требует дательного падежа. Две недели, Спрэгг, а вы все еще полагаете, будто gradus[229]должен браться во втором склонении. Ну так, боюсь, все это плохо. У четвертого «А» результаты лучше ваших, а ему остается до экзамена еще два года. И не надо склабиться, Элвин-Джонс, бестолочь вы непристойная, вы можете относиться к ним как к засранцам, но им, по крайней мере, хватает ментальной мускулатуры и морального мужества, чтобы справляться с наиболее элементарными… и выпрямитесь, наконец! Если заставите меня повторить это еще раз, будете наказаны. Мальчики, которые имеют глупость раздражать меня, Элвин-Джонс, очень плохо кончают. Не ухмыляйтесь, Картрайт. Итак, давайте взглянем на ваши работы, идет? Полагаю, вы уже можете получить их назад.

ДОМИНИК спускается в зал и начинает раздавать тетрадки тем зрителям, чьи лица представляются ему отвечающими именам, которые он называет; одни он просто отдает, другие бросает вдоль ряда – типичная манера школьного учителя. Если актеру хватит решимости, он может похлопывать тетрадями по головам кое-кого из их получателей.

Бартон-Миллс? Картрайт? Вы ленивый болван, Картрайт. Катчпол? Раздолбай. Элвин-Джонс? Я ведь говорил вам, Элвин-Дж., писать следует авторучкой, нет? «Да, сэр». Ну так вот, увы, принять написанное фломастером я не могу. Будьте любезны, перепишите все начисто – задержитесь после занятий в классе и перепишите это. Не надо со мной спорить, мальчик, мне все равно, что у вас там назначено, – хоть участие в международном матче на стадионе «Лордз», – написанная со вкусом работа по латыни имеет в этом мире значение большее, нежели крикет. Боюсь, взгляды мистера Грея на крикет мне не интересны, спасибо, Элвин-Джонс, вы слышали, что я сказал. Вот если кандидатов на ОВ начнут отбирать по сочинениям о крикете, тогда и будете спорить, но уже не со мной, потому что, как только наступит такое время, я подам в отставку. А до тех пор будете делать то, что я вам велю. И не смотрите на меня так грозно, не то вам и в субботу придется просидеть здесь до позднего вечера. (Вглядывается в следующую тетрадь.) Молокосос. Так. Фиггис? Фиггис? Поднимитесь с пола, Фиггис, перестаньте шарить между ног Стэндфаста, ничего вы там не найдете. Откуда я это знаю, вас не касается, Картрайт, повернитесь лицом к доске. Ну, не вертели бы ее в пальцах, так и не уронили бы, верно? (Вздыхает.) Если у кого-нибудь из вас есть запасные контактные линзы, одолжите их Фиггису на этот урок. Ни у кого нет? Что же, Фиггис, боюсь, вам придется смотреть на доску одним глазом. А, вторую вы еще вечера потеряли? Это каким же образом? Постойте, из заварного-то крема вы могли бы ее и выудить, не так ли? О. Это был поступок дурака и обжоры, Поттер, вы согласны со мной? Что же, Фиггис, придется вам в течение нескольких дней сопровождать Поттера в уборную и копаться в его… и надеяться, что вам удастся отыскать ее в унитазе. Да успокойтесь вы все, что за ребячество! Ладно, Фиггис, вот ваша тетрадка, ловите. (Бросает тетрадь.) О, виноват! Ну-ну, не изображайте младенца, это всего лишь рваная рана. Харви-Уильямс? Хоскинс? Хоскинс? Кому-нибудь известно, почему нет Хоскинса? А, понятно. О господи. А как он умер, кто-нибудь знает? Ясно. А я и не знал. Нет, Бартон-Миллс, место его вы не займете, сидите где сидели. Бедный Хоскинс. Ладно, тогда я оставлю его тетрадь у себя. (Подсовывает ее под стопку.) Так, на чем мы остановились? Хьюз. А, вот вы где. Ну-ка, Хьюз, как выглядит moneo[230]в третьем лице единственного числа и в прошедшем несовершенном времени действительного сослагательного наклонения? Monoret. Вот видите, ведь знаете же, а написать ну никак не можете. В остальном неплохо. Киннок? Да, Киннок, очень хорошо. Мэдисон? Полный бред, Мэдисон. Поттер? Ловите, мальчик! Сметвик? Брр! (Вытягивает, передавая тетрадь, руку во всю ее длину.) Стэндфаст? Работа слабоумного. Вы опять сосете большой палец, Харви-Уильямс? Задержитесь после уроков. Я же предупреждал вас, разве нет? Если вам требуется суррогат титьки, обратитесь к матроне, она выдаст вам резиновую модель. Вы можете отсидеть положенное после спортивных занятий, да, и довольно разговоров. Я знаю, что Элвин-Джонс отсидит свое во время этих занятий, но он и без того мальчик до омерзения развитый, а вот вы недоразвитый, хилый недомерок, которому необходимо побольше заниматься спортом. Что? Не думаю, что перспектива получения директором школы письма от вашей матушки сильно меня пугает, Харви-Уильямс, поэтому вытрите нос и заткнитесь. (Про себя.) Нюня. Уитвелл? Да, ну что же, вы ведь у нас олух царя небесного, не так ли, Уитвелл? Кто вы у нас? «Олух царя небесного, сэр». В самую точку. (В руках у него остается только одна тетрадка.) И – Хоскинс? Ах да, бедный Хоскинс. Ладно, все успокоились, и давайте покончим с этим делом, оно и так отняло у нас слишком много времени.