Post-scriptum (1982-2013) - Джейн Биркин
Шрифт:
Интервал:
* * *
Суббота
Эндрю примчался с другого конца света, я не могла поверить в такую радость! Он привез с собой коробку, наполненную песком, водорослями и кораллами, и даже маленькую машинку из пластика. А еще морской воды в бутылке, так что, когда он ее открыл, запахло морем. Он влетел в палату как ветер, и это развеселило маму. Он поспал до прихода в клинику, чтобы прийти в себя после разницы в часовых поясах, и выглядел великолепно, так что мама восхищенно прошептала: «Эндрю!»
Провела ли я там еще одну ночь? Да, в субботу вечером я снова устроилась под ее кроватью, потому что сидеть дома и сходить с ума от беспокойства было ни к чему. И хорошо сделала, не столько из-за мамы, сколько из-за медсестер. Они были присланы агентством, и ни одна из них не записывала, что происходит с пациенткой. Одна, очень милая, объяснила мне, что они работают по вызову и имеют дело с шестью клиниками: звонят, и им отвечают: «Хорошо, завтра приходите». Их не могут нанять заранее, поскольку, если работы не будет, клинике все равно придется им заплатить. Поэтому возможно, что медсестра, которая будет заниматься мамой сегодня, больше никогда в жизни ее не увидит! Вот почему я хотела находиться там все четыре дня: боялась, как бы медсестры, не знакомые с историей ее болезни, не сделали бы ей что-нибудь не то. Мне пришлось ссориться с ними по множеству поводов, например, убедить их положить резиновый коврик в конце кровати, потому что я знала, что она захочет встать, чтобы ее помыли; придерживать ее за ноги, чтобы она не поскользнулась; менять белье осторожно, не забывая, что у нее сломана рука. Была одна медсестра, одержимая идеей пролежней, она непременно хотела, чтобы мама легла на бок и дала ей посмотреть, нет ли у нее пролежней; кстати, благодаря ей мы получили водяной матрас, на котором с тех пор спит мама. Больше она не упадет, уф!
Дом номер 21 по улице Олд-Чёрч-стрит выглядел скорее печальным. Мама была такой бесстрашной, такой храброй и терпеливой с нами, неразумными существами. Она обязательно добивалась своего, и я всегда знала, что она победит. Она наконец ест. «Ну что? Через месяц она будет хорошо себя чувствовать!» Доктор В. снисходительно взирал на меня, во всей его повадке так и читалось: бедная, твоя мама больше никогда не будет себя хорошо чувствовать. Я ответила ему: «А как насчет того, чтобы на июль отвезти ее в Бретань?» – «Она до тех пор не доживет». А ее фильм? Он поднял бровь, как бы говоря: «Если вам не нравится смотреть правде в лицо, это ваше дело». Мой оптимизм не желал сдаваться, несмотря на обстоятельства, и я надеялась, что мама очень скоро сможет переехать в дом отдыха в Баттерси.
Я сказала: «Это хороший выход, до июля». – «Комнатки там небольшие, ваша мама снова упадет, она уже больше нигде не будет чувствовать себя в безопасности, и у меня иной раз складывается впечатление, что люди в ее состоянии уже не хотят двигаться, потому что у них на это нет сил». Мать доктора В. умерла именно так. Разговоры такого рода выбивают вас из колеи. В ее доме, даже с сестрой Нелли, – это нереально. Почему не дать ей провести лето в Бретани, в окружении детей, нельзя же загонять ее в жуткую комнатенку дома отдыха! Интересно, что думает на этот счет Линда, так же беспокоится, как я, при мысли, что мама не верит, что может вернуться в свой дом? Никогда. «На сей раз вам удалось победить, но не факт, что так будет и дальше». Спасибо, доктор, неплохо сказано. Но мама хочет жить. Театр, кино, почему бы и не съемки в моем фильме? Когда ей надоест, она сама нам скажет: «Я не смогу участвовать в фильме». Тогда ладно, ей останутся каникулы, маленькие радости. Как ужасно, когда даже доктора не дают надежды. Надеюсь, мама не поняла, что он сказал. Он заставил бы ее отказаться… он объяснил мне, что не может запретить мне увезти ее… именно так я и поступлю, вероятно. Доброй ночи.
Радость. Линда думала так же, как я. Маме нужно вернуться в свой прекрасный сад, с Люси, сестрой Нелли, и сиделкой, и оставаться там, и быть счастливой.
Вчера вечером, во второй половине дня, мама так хорошо себя чувствовала! Я бросилась в клинику, потому что она мне сказала, что утренняя медсестра малосимпатична. Я хотела приехать раньше, чем поднос с завтраком унесут, чтобы быть уверенной, что она ест овсянку. Я приехала, Дидье-конголезец принес ей кашу, спасибо ему. После этого ее поместили на каталку. Но она все время соскальзывала с нее, тогда ее вернули в постель, и я немного покормила ее, но она уже не хотела есть. А в 14:30 я взяла такси и приехала в офис Би-би-си, где дала интервью. После чего вернулась назад, потому что вечером показывали премьеру Бонди и я хотела провести с мамой несколько часов до того, как начнется фильм. Дверь ее была закрыта. Когда я дотронулась до ее лба, до ее горящих рук, я поняла: она вся ледяная и дрожит. Я попросила медсестер дать ей одеяло, позвонила Линде, Эндрю тоже приехал. Сегодня вечером он займет мое место рядом с мамой, чтобы я могла посмотреть Бонди. Таким образом, мы все были в сборе, доктор сказал Эндрю и мне, что маме плохо, и, когда я осталась с ним одна, я попросила: «Поставьте ей капельницу…» – «Зачем?» – «Чтобы она могла в последний раз почувствовать себя хорошо…» – «А каким будет качество ее жизни?» Я поняла, что он не хочет ставить ей капельницу, как и давать антибиотики, потому что считает, что она и без этого выкарабкается, если захочет. Я сказала: «Поставьте капельницу», скрепя сердце
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!