Post-scriptum (1982-2013) - Джейн Биркин

так низкая самооценка, и мне все равно не изменить ее главного блюда. Ее сын-подросток не улыбчив, но не груб. Она сама скручивает сигареты. Как они были счастливы обзавестись потомством, в пять лет их сын – вылитый клоун, у них есть еще двое от прежнего брака Николь, ее новый бойфренд тоже тюремщик, и его тоже зовут Лоран, а бывший муж стал хозяином бара для геев в Морле, где живет со своим дружком…

* * *

Воскресенье, на кинофестивале в Динаре

Дора играет в водорослях, я посылаю сообщения Энди, документальный фильм Габ был принят на ура, со всеми почестями, а сама она была неотразима, ей кричали браво, я так радовалась и за нее, и за себя. Доминик Бенеар плакал, никто не сравнится с ним по трогательности, по его залитому слезами лицу Габриэль могла видеть, до какой степени он был тронут.

Дорогая Би и ее друзья образовали верную свиту, как мило! Лора Смит была чудо как хороша собой, я обняла божественную Шарлотту Рэмплинг.

Мы с Рэмплинг ушли, поскольку я оставила Дору одну дома, но если бы я знала, что на кинофестивале будет спа, я бы привела Дору с собой и плескалась бы в кипящей ванне два дня! Тем хуже для меня.

Я вернулась от четы Танги, мы провели всю вторую половину дня в покое и тепле, после того как окоченели с Дорой на пляже, где надо было следить за ней, охранять от шавок и лабрадоров, сопровождавших своих хозяев на прогулке вдоль кромки воды. Я высадилась у Ланнилиса и позвонила Рене и Эдуару, они приехали, я последовала за ними в своей машине, у них новый дом, такое же бунгало, как было на пляже Маргерит, вокруг дома все зацементировано так, что ни одна травинка не пробьется. Я вдруг осознала, что они от кого-то узнали о смерти мамы, месье И., которого я попросила сказать им об этом, уехал со своей новой пассией. На устричной ферме у Анни, когда они сказали: «Все думали, что мы знали», было такое выражение лица, что я поняла: они слегка задеты тем, что я не сказала им. Я осталась у них на всю вторую половину дня, заново рассказывая, как умерла мама, затем Рене поведала, как умерла ее мама – той было девяносто четыре года. Самое главное – это как люди вспоминают о моей матери. «Класс!» – так отозвалась о моей матери мадам Танги, сделав характерный жест рукой. Она мне рассказала, что однажды мама отдыхала в их доме на небольшой старой софе и смотрела видеокассету, на которой было заснято, как папа выходит в море на своем корабле, – раньше она этого не видела, – от волнения она пошла в туалетную комнату и побрызгалась освежителем воздуха. «Какая она была кокетка! Она думала, что это лак для волос Эльнет!» Мы так смеялись! И впрямь, мама настолько не была снобом, что могла подушиться освежителем воздуха.

Мадам Танги не желала отпускать меня: «Мы любили всю вашу семью», заставила Эдуара сесть за руль моей машины и довезти меня до главной дороги. Я была немного опечалена из-за набравшегося в машину песка и вообще всего того мусора, который скопился в ней, а Дора так разлаялась, увидев муху, что мадам Танги была вынуждена отступить на метр от машины! Теперь мы дома. Дора уснула; мне кажется, что мама была бы в восторге от того, что Танги сохранили все поздравительные открытки, которые она им присылала на Рождество, они не избавились даже от картонной крышки от коробки с пирожными, на которой было написано: «Мы заходили, но не застали вас дома».

* * *

Полночь

Я набрела на коврик, который кладут в ванную, чтобы не поскользнуться, он валялся в траве под дождем. Мне это напомнило о маме, о том, как она вставала на такой же коврик, чтобы выпрямиться; я сказала Танги, что у мамы всегда были гениальные мысли. Вообще, я горжусь своей мамой, но, увидев этот коврик, загрустила, мои чувства всегда несвоевременные, они никогда не приходят, когда их ждешь. Я не такая храбрая, как мама, я такая жалкая, и все это видят. Но этот коврик вызвал во мне чувство безвозвратной потери. Дети живут своей жизнью, а моя жизнь без нее… говорить, обижаться, смеяться с кем-то… смеяться над кем-то… Она всегда была на конце провода, может быть, так же и я однажды буду для своих дочерей на конце провода.

* * *

В ночь выборов в Америке, 2004

Думаю, Керри одержит победу, что-то такое витает в воздухе…

Я ошиблась!

Встреча в отеле «Нормандия», этом оазисе, я приехала в пятницу утром, вовремя, чтобы пойти с Габ в спа, а по возвращении успеть на большую встречу в холле с Шарлоттой, Иваном, детьми, Жозиа, друзьями. Моя Дора ни дать ни взять мурена, Габриэль тянет ее на поводке, поскольку раньше меня вышла из спа, может быть, Дора была недовольна тем, что ее оставили одну в deluxe luxury bedroom[291], но зато она получила стейк тартар в баре и мы были приняты директором отеля со всеми положенными почестями. Я увидела, что Дора накинулась под столом на белую пушистую собачонку, и силой удержала ее; разговор в игривой манере продолжался. Тут из бара до меня донеслось шушуканье. Оказалось, Дора укусила девочку, дочь кого-то из обслуживающего персонала, ту увезли в поликлинику, я предложила заплатить за все, но директор попросил меня не беспокоиться и сказал: «Да нет, что вы, мадам Биркин, все под контролем, девочка просто испугалась, все необходимое уже сделано». Мы с Дорой сбежали из отеля «Нормандия», а Габриэль между тем заметила двусмысленное выражение на лице бармена. Сама я была в таком замешательстве, что не смела ни на кого глаз поднять. Мы отправились к Энди и провели у него великолепный вечер, слишком налегая на портвейн. После мы с Беном чудно прогулялись в полночь по кладбищу, заблудились, ориентировались по звездам. Было так весело! Затем Эрик приехал за нами и отвез в отель, меня и Габриэль, но без Доры. Задним числом вспоминается, что нам подали нашу настойку не в баре и что еще более странно: человек, что принес нам завтрак, отказывался заходить в наш номер. Шум о кусачей собаке распространился по отелю… Менеджер по персоналу позвонил и сказал, что бармен желает подняться к нам, я была в панике: а вдруг он потребует, чтобы Дору усыпили! Но дело было в другом: девочке наложили швы, целых пять! Я в ужасе попросила разрешения навестить ее, мне дали