Девятый круг - Блейк Крауч

Он свалился с Лютера, а мир вокруг закружился воронкой и стал таять.

С кряхтением взгромождаясь на четвереньки, он напряженно высматривает, куда улетел «глок». Вон он, в нескольких метрах отсюда.

Первым делом надо добить Фина, если тот еще сам не околел. По крайней мере, обездвижить.

Но получается, если сбежал Фин, то мог сбежать и Гарри. Подонки.

Лютер встряхивает головой, роняя носом кровь и сопли. От боли череп тупо пульсирует, но сейчас не до этого.

Джек что-то орет, причитая по своему ненаглядному.

Надо бы срочно…

В комнату врывается Гарри, а с ним – невероятно – Херб; но сейчас даже не до удивления.

Всё в Лютере – весь его мир, жизнь – сосредоточено на возвращении пистолета. Есть ствол, будет и контроль.

Тогда игру можно будет продолжить.

А она должна продолжаться.

Это же труд его жизни. Его шедевр.

Как же не довершить задуманное.

Снова вопли.

На него кто-то несется. Но Лютер уже нагибается за «глоком», и улыбка в момент обретения ствола возвращается на его расквашенные губы.

Вот он оборачивается и начинает суматошно палить с одной руки, а другой размахивает своим неразлучным клювастым ножом.

Это было хуже всего того, что со мной намеревался проделать Лютер, усаживая в кресло. Видеть, как падают мои друзья – сначала Фин, затем под градом пуль Гарри, а следом рухнувший на колени Херб.

Все это было выше моих сил. Я орала, тщетно силясь вырваться из пут. У Лютера в итоге кончились патроны, и он, сунув «глок» себе за пояс, начал подбираться к Гарри. Со своим ножом.

– Макглэйд, черт тебя дери! Поднимайся! – надрывалась я. Но Гарри не шевелился.

Между тем Лютеру оставалось до него каких-то три метра. Затем два.

Он подбирался неторопливо. С улыбочкой.

Ему это доставляло удовольствие.

– Гарри!!!

– Джек…

Шепот, совсем рядом. Я обернулась: возле кресла сидел Фин. По полу следом стелился кровавый след.

Он подобрался к пульту и нажал на кнопку. Руки-ноги у меня в секунду оказались свободны.

– А ну покажи себя, – тихо сказал он мне.

У меня буквально чесались руки. Прямо с кресла я плюхнулась на четвереньки, выискивая, чем бы вооружиться.

А вот и оружие, под стулом. Пустая бутылка из-под пива.

«Сэм Адамс Черри Уит». Самое то.

Ухватив бутылку за горлышко, я двинулась крадучись.

Лютер уже сгибался над Макглэйдом. Но я его все же опередила.

В удар, какими бьют гольфисты, я вложила все. Весь свой страх. Всю боль. Весь гнев.

И не только.

У Лютера я кое-чему научилась. Хотя и не тому, что хотел преподать мне он.

Для того, чтобы знать, как нужно ценить своих друзей, в Лютере я не нуждалась. Как и для того, чтобы повысить свою самооценку. Или для того, чтобы стать хорошей матерью. Он меня не сломил. А просто научил тому, что до него уже знал Ницще.

То, что нас не убивает, делает нас сильней.

Бутылка треснула по харе не хуже биты заправского бейсболиста.

Битое стекло так и хряснуло. Вместе с зубами.

Он кулем завалился набок. Я выхватила у него нож. И сверху уперлась ему коленом в грудь.

– Сделай это, – вяло выговорил он. Там, где у него раньше жили зубы, теперь сидели осколки бурого стекла. – Вот ты и стала, как я, Джек. Убей меня.

Меня изнутри бередил гнев. Убей? Вот так возьми и отпусти на тот свет? А те люди, которых ты, изверг, бессчетно прикончил? А мои друзья и то, что ты с ними учинил? Ну уж нет.

Стиснув зубы, с предельно напряженными мышцами, я поднесла нож ему к горлу.

Когда-то, целую жизнь назад, у меня был шанс убить опаснейшую психопатку, но вместо этого я ее арестовала. Надела наручники. Звали ее Алекс Корк. За свое великодушие я тогда дорого заплатила: она сбежала и разразилась еще одной чередой убийств.

Но я не сожалела. Я не такая, как Алекс. Или Лютер.

Я не убийца.

– Не была такой, как ты, и не собираюсь, – сказала я, откидывая нож. А затем схватила его за волосы и как следует припечатала мордой о бетонный пол.

– Убивать я тебя, Лютер, не буду, – сказала я ему, повторяя целебную процедуру, – а вот где мой ребенок, ты мне расскажешь.

В третий раз я шибанула его так, что у него глаза полезли на лоб, а зрачки закатились к макушке.

Затем я сверху подошвой притоптала его к полу, а обыскав, нашла у него в карманах несколько пластиковых завязок – весьма кстати. Ими я связала закрученные за спину руки. Крепко. Для верности тремя такими штуковинами. А еще четырьмя прикрепила ноги к металлической ножке того самого кресла для пыток.

Вот так-то. Чтобы этот психопат меня больше не донимал. Теперь донимать его буду я, пока он не отдаст мне мое дитя.

Я подковыляла к Гарри. Пощупала ему пульс: уверенный.

Осмотрела на предмет повреждений и увидела, что у него кровоточит голова.

Опасаясь худшего, я раздвинула ему колтун волос на макушке. Пуля ее царапнула, оставив борозду. Еще бы миллиметр, и… Но она отскочила от толстенной черепушки.

Перешла к Хербу, потрогала пульс у него: слабый. Еще бы: два выстрела в живот.

На прикосновение к ранам Херб протяжно застонал.

– Ничего, я вызову помощь, – подбодрила я его.

Херб в ответ слабо улыбнулся:

– Джек Дэниэлс снова спасает друзей.

– Это мы еще разберемся, кто кого спас. Когда отсюда вылезем.

Дальше была очередь Фина.

Он сидел, притиснув ладонь себе к боку. Но при виде меня он улыбнулся:

– Сразу видно, моя женщина.

Пульс у него был слабым.

– Фин, я так сожалею. Обо всем.

– Как ребенок?

У меня в глазах защипало от слез.

– Красавица. Глаза твои.

Он потянулся, беря мою ладонь:

– Мы ее отыщем.

Я кивнула, чувствуя у себя в горле ком.

– Я люблю тебя, Фин. Очень-очень.

– И я тебя, хорошая моя.

– А я вас всех! – обозначился очнувшийся Макглэйд. – Даже тебя, толстожопина.

Каким-то образом мы все умудрились встать на ноги и похромать, опираясь друг на дружку, со стонами; все до единого избитые, простреленные, остро нуждающиеся в медицинской помощи.