Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - Сергей Сергеевич Войтиков

отсутствии принципиальных расхождений в тезисах ЦК и оппозиции и обвинив во всех неправильных назначениях на ключевые армейские посты не Я.М. Свердлова и Л.Д. Троцкого, а ЦК РКП(б) в целом, с оговоркой о доверии этой двойке со стороны других товарищей по высшему партийному руководству[1299].

К.Е. Ворошилов, будучи одним из видных деятелей военной оппозиции, специально подчеркнул солидарность с А.И. Окуловым и Л.Д. Троцким по ряду вопросов. Будучи в чем-то очень порядочным человеком, в адрес последнего К.Е. Ворошилов даже сделал реверанс за помощь в организации снабжения 10‐й армии[1300]. Но затем четко обозначил: действия Л.Д. Троцкого и его команды уничтожили 10‐ю армию как полигон для нарождавшейся классовой армии. «Эта армия разваливается, – заключил Ворошилов, – и все у нас будет разваливаться до тех пор, пока мы здесь на партийном съезде не положим конец тому положению, которое было создано. У нас нет даже возможности рассуждать о таком огромном деле, как военная политика. У нас есть единоличное управление (Троцкого. – С.В.), единоличное усмотрение, а вокруг этих единоличных лиц (Троцкого и его сторонников. – С.В.) сгруппировались враждебные нам слои белогвардейского офицерства, которое одурманивает, ассимилирует до некоторой степени мозги наших товарищей»[1301].

Таким образом, К.Е. Ворошилов обвинил в развале армии как «единоличного» руководителя военного ведомства Л.Д. Троцкого, попавшего под обаяние офицеров-золотопогонников, так и тормоз дискуссии в большевистской партии – ее Центральный комитет. На последнем тезисе Ворошилов не счел нужным останавливаться[1302], поскольку в ходе заседания примеры приводились неоднократно[1303]. Если бы Ворошилов был более искушен в полемике, он бы выдал в этом месте тезис о «бюрократическом перерождении» партийного и военного руководства Советского государства.

Особенно «удачно» в защиту Л.Д. Троцкого выступил главный комиссар военно-учебных заведений И.Л. Дзевялтовский (Гинтовт). Будучи поневоле вынужден отстаивать политику в армии высшего большевистского руководства[1304], которую он, между прочим, не разделял[1305], И.Л. Дзевялтовский вспомнил о многочисленных беседах с Я.М. Свердловым о невозможности найти для курсов военных комиссаров «через губернский комитет партии не только комиссаров, но и преподавателей политической грамоты»[1306]. И.Л. Дзевялтовский прекрасно понимал, что его аргумент, как никакой иной, иллюстрировал ленинский тезис о «единоличном» решении военных вопросов двумя членами ЦК РКП(б) – Я.М. Свердловым и Л.Д. Троцким. Своим заявлением якобы в защиту Л.Д. Троцкого И.Л. Дзевялтовский фактически выступил на стороне товарищей из оппозиции.

В заключение заседания сторонник Троцкого А.П. Розенгольц, верный установке о недопущении дискуссии на съезде, заявил, что ему «ясно одно»: вопрос можно будет перенести на рассмотрение пленарного заседания съезда только после тщательной проработки в секции», поэтому 21 марта военный вопрос на Пленуме рассмотрен быть не может[1307]. Помимо политического аспекта в данном заявлении была и пунктуальность А.П. Розенгольца. А.И. Микоян охарактеризовал его в своих воспоминаниях как педанта и буквоеда: «Розенгольц был грамотным, дисциплинированным, строгим человеком, не допускал никаких поблажек и отступлений от норм и уставов, если даже это требовалось сделать для пользы дела. Словом, бюрократом он был отменным. Из всех бюрократов, которых я видел в своей жизни, он, пожалуй, был наиболее совершенным. В работе он был усидчивым, настойчивым»[1308].

Когда на утреннем заседании 21 марта А.П. Розенгольц открыл обсуждение военной программы, все собравшиеся вернулись к рассмотрению тех положений, по которым, как справедливо отмечали днем раньше оппозиционеры и еще раз констатировал Розенгольц, у обеих группировок не было разногласий[1309]. Правда, тут следует заметить, что начало утреннего заседания почему-то «не стенографировалось»[1310]. Видимо, дебаты носили слишком жаркий характер. В.М. Смирнов вспомнил было, что суть разногласий состояла «не в отдельных недостатках механизма, а в общей политике»[1311], но тут же вернулся к обсуждению конкретных тезисов.

Голосование по тезисам убедительно засвидетельствовало большинство т. н. оппозиции. При голосовании платформа В.М. Смирнова набрала 37 голосов, а Л.Д. Троцкого – 19 или 20: разница вызвана противоречием между двумя фрагментами одной и той же стенограммы: с одной стороны, результатами поименного голосования, с другой – озвученной председателем итоговой цифрой[1312].

Подчеркнем, что поименное голосование было проведено по требованию кого-то из делегатов. На Объединительном съезде РСДРП 1906 г. один меньшевистский делегат сделал следующее письменное заявление: «Я не участвовал в поименном голосовании поправки […] ибо считаю это поименное голосование ненужным и бессмысленным сведением узкофракционных счетов […] Я энергично протестую против такой непроизводительной траты времени и энергии со стороны съезда для «демонстраций». Примечательно, что председательствующий на заседании В.И. Ленин попросил исключить из данного текста слово «бессмысленным»[1313]. Поостыв, вождь большевиков внес на съезд куда более осторожное заявление: «…называть «агитационным материалом против авторитетности постановлений съезда» именные голосования по важным вопросам значит не понимать роли съезда или проявлять узкую фракционность»[1314], однако свое истинное отношение к поименным голосованиям он изложил в своей – краткой, но емкой – ремарке. Бундовец М.И. Либер констатировал на следующем, Лондонском, съезде РСДРП 1907 г., что «по поводу поименного голосования всегда разгораются страсти, даже по ничтожным вопросам», и предложил «…ограничить поименное голосование только важными вопросами»[1315]. Делегаты встретили предложение Либера с явным сочувствием и зафиксировали в регламенте этого форума: «Поименное голосование производится лишь в том случае, если того требует не менее 20 голосов»[1316]. Поименное голосование в секции по военному вопросу VIII съезда РКП(б) 1919 г. – свидетельство «скандала»[1317], демонстрации взаимного недоверия партийных группировок.

После поименного голосования и объявления результатов большевики приступили к обсуждению поправок, которое явно затянулось. Старая большевичка, находившаяся на ответственной военно-политической работе, Е.Б. Бош, конфликт которой с местным партийным руководством недавно уладил Я.М. Свердлов, сказала: «Мы хотим сегодня закончить эти работы, мы хотим, чтобы съезд вырешал то, что наболело у всей партии и у всех фронтов»[1318].

Делегаты успели утомиться. Когда в 14 часов заседание возобновилось, сторонники Л.Д. Троцкого, рассудив, что тезисы В.М. Смирнова с уже внесенными поправками можно смело вынести на обсуждение съезда, предложили дискуссию свернуть. Однако высказался против В.М. Смирнов, приведя железный аргумент: «Секционная работа состоит» не в выработке некоей резолюции, а в подготовке «материалов для съезда»[1319]. Его поддержало 36 человек, проголосовало «против» 15[1320].

Далее случилось невероятное: Г.Я. Сокольников заявил, что троцкистское меньшинство (термин условный) считает вопрос решенным и поэтому отказывается принимать дальнейшее участие в его обсуждении и голосовании. В ответ на справедливые ремарки «оппозиционного большинства», что налицо «опасный прецедент антипартийности» и нарушение «целостности партии»[1321], сторонник Л.Д. Троцкого[1322] в военном вопросе (в будущем – зиновьевец, видный деятель Новой оппозиции) Г.Е. Евдокимов, которого впоследствии Н.И. Бухарин аттестовал как человека «веселого, жизнерадостного, большого оптимиста», которому в полемическом задоре «все равно, [что] сказать»[1323], задал логичный вопрос: «Зачем нам принимать участие в выработке практических предложений, если мы не согласны с принципиальной частью?»

После этого заявления часть делегатов, отстаивавших тезисы Л.Д. Троцкого и Г.Я. Сокольникова, заседание военной секции покинула[1324]. В 1920‐е гг.