Радужная топь. Избранники Смерти - Дарья Зарубина

— Кричи. Теперь уж ты от меня никуда не денешься, Ягинка. Долго же я искал тебя, лисичка.

Голос Илария отзывался в груди Агнешки щемящим теплом.

— Нет здесь твоей лисички, Иларий. Ханна я теперь, чернская лекарка. Умерла Агнешка, когда ты через нее силу тянул. Помнишь ли?

— Все я помню, Ягинка. Каждый миг. Это ты забыла. Вот здесь ты у меня, — Иларий приложил пальцы к сердцу. — И здесь. — Коснулся алого клейма на лбу.

Агнешка посмотрела на алый знак, опустила глаза, вырвала руку из цепких пальцев мануса, скрестила на груди, коснувшись надетого на палец колечка из волос. Захлестнули вина и стыд.

Иларий тоже заметил колечко. Потянулся к нему.

— Помнишь, лисичка моя, все помнишь. Пойдем со мной. До конца дней прощения у тебя стану просить, что ты столько времени скиталась, нашего сына выносила, выстояла против Чернца…

— Не твой это ребенок, Иларий. И никуда я с тобой не пойду! Поверила тебе раз — хватило на всю жизнь! — вскрикнула Агнешка. В доме пробудились, послышались шум, голоса.

Очнулся от заклятья спавший на крыльце Проходимец, бросился с лаем на мануса.

— Прошка, негодяй, не узнаешь? — заговорил с ним Иларий, но в гончака словно бес вселился. Он рычал, оскалившись, и надвигался на молодого мага.

Иларий выскочил за ворота, прикрыл створку, из-за нее продолжая уговаривать пса. Агнешка взбежала на крыльцо.

— Повозку увели, батюшка Борислав! — запричитал кто-то из слуг.

— Спроси меня у Христины, лисичка. Так просто не отступлюсь я. Мой это сын. И ты моя. Надо будет — силой заберу.

Иларий, рассердившись, ударил ладонью по воротине и ушел.

Агнешка, трясясь всем телом, на подгибающихся ногах вошла в дом, дрожащими пальцами стащила с руки волосяное колечко, сжала в кулаке.

— Бежать…

— Бежать надо. Младенца в охапку и прочь. Прочь из проклятой Черны. Из города, из удела. Схорониться в лесах, пока не подрастет Мирек. Взять с собой Илария, лекарку Ханну да пару верных дружинников…

Агата закусила губу, чтоб не разреветься.

Сказал Иларий, что собирается Якуб ей на подмогу, да только уж который день нет вестей от сына, зато что ни час приносят вести о том, что бесчинствуют на границе какие-то нелюди в плащах с бяломястовскими гербами.

Хуторские кабаны Збигнева через реку переправились и взяли одну из прибрежных деревень, а Агата даже и названия ее не запомнила. Госпожа. Властительница.

Не будет войны. Нечем Черне воевать. Гжесь стягивает дружину к столице, да только если со всех сторон пойдут, в кольцо возьмут, не выдержать Агате одной, без помощи Якуба. Многие ратники погибли в деревнях. Хоть и сильные маги, отважные, а как выдержать, когда на двоих — два десятка разбойников с боевыми посохами, наговоренными книгами, поясами, кольцами…

Прав был старик. Слишком долго ждала Агата помощи от сына, его приезда. Медлила. Показала слабость. Горожане потекли из города, не стало житья от охотников до легкой деньги — плети они не боятся. Да еще и кричат на всех углах дураки-ясновидцы: «Война будет, война». С горожанами в более спокойные княжества потянулись и маги, что были на неполном гербе, а за ними и те, кто был на гербе у Владислава и кого не успела она привести к присяге, боялась выносить к магам больного младенца-князя.

Упустила, промедлила, погубила и себя, и внука. Старый Бозидар, ближайший сосед, сказал, что даст магов, да только не золотом за них просил, а настоями от топи: люто терзала его удел проклятая радуга. Но оказалось, что пусты запасы настоев и сварить больше некому.

«Бежать», — трепетала в голове единственная мысль. Бежать к Якубу, а если не получится схорониться в Бялом — куда угодно, хоть в Закрай, лишь бы из Черны, со всех сторон занимающейся пламенем разбоя и смуты.

Агата заставила себя распрямить спину, заглушила усилием воли пугающую мысль.

У города крепкие стены, затворим ворота и выдержим любой удар. Добра в Черне хватит.

— А если осада? Долго не высидят чернцы. Привыкли под Владовой рукой к довольству и сытости.

Тадеуш посмотрел на Збигнева. Хозяин Хуторов, коренастый, приземистый, не зря носил на гербе кабана. Сам был на расправу крут и уверен в том, что упрямством можно возместить недостаток ума и расчета.

— А сами мы не отощаем у них под стенами? Вытянут Бялое и Хутора осаду после зимы-то? Выманить их надо за стены, Збигнев. Заставить принять открытый бой. У нас и магов больше. И конники сильнее.

— Жаль без Милошевых мечей, — поскреб пятерней бороду кабан.

Тадеуш усмехнулся. Не удержал Милош лесных братьев, когда зазвенело в суме бяломястовского гонца золотишко. Тадеуш отдал разбойникам охотничий дом Казимежа — пусть грабят и веселятся, не жаль. Лишь бы не забывали, с которой стороны за меч браться.

— Так что делать-то будем? Войцех грозит, что, если не уймемся, выйдет в помощь Черне.

— Значит, выступаем скорее. У нас все готово, действовать нужно быстро. Осадить город нам Войцех не даст. Да и Милош едва ли в стороне останется, понадеется на милость вдовой княгини или на то, что Войцех за Лешека одну из его дур возьмет. Пойдем через границу Черны основными силами в двух местах.

Тадеуш начертил на песке две широкие стрелки.

— Ты пойдешь как враг, Збигнев, вот этой дорогой. Тут и постоялые дворы, и деревни. Твои будут сыты и довольны. Вышлешь человека в Черну, велишь сдаться на милость. Мать на такое не пойдет. Отправит к тебе дружину. А я тем временем пришлю ей весть, что иду на помощь. Когда она поймет, что к чему, дело уж сделано будет. Сдадутся чернцы, и мы без капли крови с тобой удел поделим.

— Хитер ты, лис, весь в отца, — усмехнулся Збигнев.

Тадеуш, не говоря ни слова, начертил на песке линию ударов и пунктиры переходов, отмечая крестами деревни.

— Запомнил? — спросил он у красного от непривычки думать «кабана». Тот кивнул, и Тадеуш стер начерченное сапогом.

Ветер подхватил пыль, завертел. Бросил в глаза часовому. Конрад воспользовался мгновением и послал с корешка книги белый сноп искр тому в затылок, оглушив. Отповедь шаркнула по вискам, загудела голова, потемнело в глазах.

— Вот ты дурень у меня, батюшка, — прошипел словник. — Подбежал бы, да и шарахнул его по макушке-то камнем. И никакой отповеди. Толку мне от тебя, если ты со следующего заклятья кого убьешь, да и сам повалишься.

Девчонка смотрела на Конрада, восхищенно приоткрыв рот.

Вместе со стариком они спихнула в яму тело разбойника, что сторожил закрайца. Пока девчонка и Конрад вытаскивали из ямы полуживого, метавшегося в бреду Игора, Болюсь побормотал немного над мертвецом, и тот вытянулся, свесились на лицо призрачные белые пряди. Издали, не приглядываясь, можно было и не заметить, что в яме не закрайский великан, а его горе-сторож.