Легенда о Побратиме Смерти - Дэвид Геммел

— Сегодня великий день, — объявил он. — То, что было утрачено, вернулось к нам. Этим днем начинается время Собирателя. Глаза Альказарра нашлись!

По толпе прошел ропот, сменившийся полной тишиной.

— Выйди вперед, Талисман, — приказал Носта-хан. Талисман, сидевший в середине, вышел и стал рядом с шаманом.

— Вот человек, возглавивший защитников в святилище Ошикая, Гонителя Демонов. Человек, одержавший победу над гайинами. Сегодня он с честью примет свое надирское имя и будет почитаться во все времена как великий герой племени Волчьей Головы. А теперь дай мне Глаза, мой мальчик.

— Сейчас, — сказал Талисман и обратился к собранию: — Святилище Ошикая выстояло, — звучным голосом объявил он. — Оно выстояло, потому что надирские воины держались стойко и били крепко. Здесь, на этом месте, я воздаю почести Барцаю, вождю Острого Рога, который погиб, защищая кости Ошикая. Здесь, на этом месте, я воздаю почести Кзуну из Одиноких Волков, который погиб во главе воинов Острого Рога. Здесь, на этом месте, я воздаю почести Квинг-чину из Летучих Коней, изувеченному и убитому гайинами. Здесь, на этом месте, я воздаю почести Лин-цзе из Небесных Всадников. И ввожу нового воина в ряды Волков. Выйди сюда, Горкай.

Горкай вышел вперед, неся на плече тяжелый железный молот.

— Это Горкай, который прежде был нотасом, а теперь принадлежит к Волчьей Голове. Носта-хан сказал вам, что время Собирателя настало, и это правда. Пора нам забыть заблуждения прошлых лет. Посмотрите на себя! Вы все из Волчьей Головы, однако привели с собой бойцов, опасаясь братьев, сидящих рядом с вами. И вы опасаетесь не напрасно! Ведь нет среди вас ни одного, который при случае не убил бы другого, чтобы править вместо него. Все вы здесь враги, и это глупость худшего толка. Готиры богаты, а мы голодаем. Готиры грабят наши селения, а мы замышляем новые междоусобицы. Почему так? Или мы глупцы от рождения? Много лет назад надирские мудрецы совершили особенно вопиющую глупость. Они отняли у нашей земли ее волшебную силу и поместили ее вот сюда. — И Талисман достал из кармана своего козьего кожуха Глаза Альказарра. Он поднял камни вверх, и они засверкали при свете факелов. — В них сила степей и гор. Сила Богов Камня и Воды. С этими пурпурными камнями любой может стать ханом и даже бессмертным. Я видел их в деле. В бою меня пронзили насквозь, однако теперь на мне нет ни единого знака.

Все теперь смотрели на камни, и он читал алчность в каждом взоре.

— Глаза Альказарра! — воскликнул он, вызвав гулкое эхо в пещере. — И вы думаете, что Барцай, и Кзун, и Квинг-чин погибли ради того, чтобы какой-нибудь мелкий вождь Волчьей Головы мог владеть магией Богов Камня и Воды? Достоин ли кто-то из вас такой власти? Если есть такой, пусть выйдет сюда и скажет, почему он заслуживает такой чести!

Вожди переглянулись, и ни один не двинулся с места.

Талисман подошел к Каменному Волку и вставил камни в его глазницы, а после повернулся к Горкаю, и тот бросил ему свой молот.

— Нет! — вскричал Носта-хан.

Талисман отступил на шаг, размахнулся и обрушил молот на волчью голову. В этот миг камни вспыхнули ослепительным пурпурным огнем, который охватил Талисмана и залил всю пещеру. Между сталактитами сверкнула молния, и прокатился гром, от которого пол пещеры заколебался.

С потолка посыпалась пыль, и пылинки в пурпурном свете загорелись тысячью самоцветов. Потом пыль осела, свет померк, и Талисман бросил молот. Каменный Волк превратился в груду обломков, от Глаз Альказарра не осталось и следа.

— Что ты сделал? — завопил Носта-хан, бросившись к Талисману. Тот обернулся, и шаман попятился, разинув рот и моргая.

Горкай подался вперед... и остановился. Глаза Талисмана изменили цвет — пурпурный огонь камней перешел в них и теперь мерцал при свете факелов.

— Твои глаза... — прошептал Горкай.

— Я знаю, — ответил Талисман.

Пройдя мимо оцепеневшего шамана, он стал перед изумленными вождями.

— Сегодня я принимаю свое надирское имя. Талисмана больше нет. Он умер, когда волшебная сила вернулась в землю. Отныне я буду зваться Ульриком из Волчьей Головы.

Друсс-Легенда, сидя рядом с молодым солдатом Пеллином, завершил свой рассказ.

— Вот так оно и вышло, что старались мы ради обыкновенной шлюхи! Зибен на это не сетовал: он получил Ниобу. Он отвез ее к себе домой и подарил ей самое красивое на свете ведро для углей. Она была хорошая женщина. Пережила его на десять лет. Он не был ей верен — по-моему, он вообще не знал, что такое верность, — однако оставался при ней, а это что-нибудь да значит.

Лекарь Кальвар Син подошел к ним.

— Мальчик умер, Друсс, — тихо сказал он.

— Знаю, будь ты проклят! Все умирают, хоть ты тресни. — Друсс погладил еще теплую руку Пеллина и встал. — Знаешь, он храбро сражался. Боялся, но не побежал. Держался стойко, как и подобает мужчине. Как ты думаешь, он что-нибудь слышал?

— Трудно сказать, Друсс. Теперь ты должен отдохнуть. Ты уже не юноша.

— То же самое твердят мне Рек, Хогун и все прочие. Ничего, скоро отдохну. Мы все отдохнем. Никого из моих друзей уже нет на свете. Бодасена я убил сам, Зибен пал при Скельне.

— А Талисман? Вы с ним больше не встречались?

— Нет. Должно быть, погиб в одном из сражений Ульрика. — Друсс через силу рассмеялся и провел скрюченными пальцами по серебристой бороде. — А как он гордился бы, видя надиров теперь! Все племена до единого пришли под стены Дрос-Дельноха!

— Ступай отдохни, старик. Иначе завтра ты будешь лежать на одной из этих коек, а не сидеть с ней рядом.

— Ладно, лекарь, ладно.

Друсс взял свой топор, вышел на лунный свет, поднялся на стену и стал смотреть на неоглядный надирский лагерь, занявший весь перевал.

Три из шести крепостных стен уже пали, и Друсс стоял теперь у башни над воротами четвертой стены.

— О чем задумался, старый конь? — спросил Лучник, выйдя из мрака.

— Ульрик сказал, будто я, если верить его шаману, умру здесь, у этих ворот. Что ж — место не хуже всякого другого.

— Ты не умрешь, Друсс. Ты бессмертен, это всякий знает.

— Я старый, усталый человек. И знал еще до того, как пришел сюда, что здесь я и останусь. Я ведь заключил договор со смертью, парень.

Лучник вздрогнул и переменил разговор.

— А ведь он тебе понравился, правда? Ульрик то есть. Что еще он тебе сказал?

Друсс не ответил. Что-то в их встрече с Ульриком беспокоило его, но он не мог понять что — и ему не суждено было это понять...

Несколько дней спустя Ульрик в своем шатре тоже думал о Друссе, вспоминая их последнюю встречу на убойной земле между первой и второй стенами. Солнце ярко светило, и дренаи недавно оставили Эльдибар, первую стену.