Суррогатная мать - Сьюзен Спиндлер

– Мудрый поступок, – печально улыбнулась Рут.

Адам смотрел на нее с любопытством. Рут не знала, рассказывать ли ему о Сэме. Она колебалась, не желая причинить ему боль или оговорить себя. Но теперь им казалось, что все позади: они родные, удобные и добрые друг к другу, не более того. Так что скорее для собственного покаяния – и потому, что теперь говорить правду было проще, – Рут описала свое недолгое увлечение скорее как комедию положений, а не унижение. Адам засмеялся, но не выдал никаких признаков ревности. Она почувствовала облегчение с каплей разочарования.

Терять было нечего, и она сказала:

– Еще я рассказала Лорен об аборте. Я не говорила про тебя, просто, мол, был такой опыт. Тогда мне было плохо, и мне снились ужасные сны. Они напугали меня. – Она остановилась, не зная, говорить ли дальше. Адам скрестил руки на груди, но продолжал слушать. – Жуткие кошмары. На меня смотрел плод с разбитой головой. И после этого я не могла перестать думать о нем. Потом все как-то смешалось с ребенком Лорен. Я хотела наверстать упущенное – что не была рядом, когда девочки были маленькими, что не была для них хорошей матерью. Я хотела правильно воспитать хотя бы одного ребенка. Вот почему…

– Я знаю, – мягко ответил Адам. – Я нашел на кухне бумаги. Это своего рода дневник?

Рут кивнула.

– Я прочел их, когда тебе было плохо, и я думал, что ты не выкарабкаешься. Надеюсь, ты не против. – Он помолчал, достал платок и крепко высморкался. – Тогда я все понял.

Глаза Рут высохли, теперь ей казалось, что у нее больше нет слез. Она спросила его, помнит ли он, как собирался послушать концерт Элгара для виолончели в часовне Нью-Колледжа в ночь перед абортом.

– Конечно, – ответил Адам.

В тот день он ехал домой, чтобы забрать машину матери, а на обратном пути в Оксфорд была сильная пробка, он едва не пропустил начало. Его друг, Ричард, был солистом. Рут сказала, что теперь всякий раз, когда слышит эту музыку, она всегда возвращается в тот вечер; она сидела тогда, холодная, напуганная и совершенно не в себе, в средневековой часовне, печальная, тяжелая тоска второй части концерта словно выражала ее переживания, но она была такая оцепеневшая, что в полной мере это ощутить не могла. Теперь это казалось чем-то вроде элегии – по их юности, по ребенку, которого никогда не будет, и по всем ранам, которые они нанесли друг другу.

* * *

В следующий раз, когда Адам приехал, он загрузил концерт на свой телефон, и они сидели в саду в наушниках и слушали все четыре части, обнявшись. После этого они часами говорили о вещах, о которых думали и чувствовали, но никогда не говорили.

Рут сказала, что было бы здорово иметь какой-то ритуал для признания того, что нечто потеряно навсегда и его уже не вернуть.

– Ты сожалеешь об этом сейчас?

– В то время я не чувствовала ничего, кроме ужаса и ненависти к тому, что внутри меня. Я боролась за свое выживание. Вот почему я не могла обсудить это с тобой раньше. Я слишком боялась потерять самообладание. Потом, после тех кошмаров, я заставила себя подумать об этом, и мне стало грустно. – Она вздохнула. – Но жалею ли я об этом? Нет, это было правильное решение, и я безмерно благодарна за то, что у меня был выбор. – Она пристально посмотрела на него. – Я знаю, ты думаешь, что я не учла твои чувства, но я не могла себе этого позволить.

Повисло молчание, затем Адам сказал:

– Думаю, я хотел, чтобы ты признала, что это было запутанно, трудно и разрушительно, но необходимо для тебя. Тогда я бы понял. Но я чувствовал, что мне не дали слова. Как бы то ни было, мы прошли через это вместе, но при этом поодиночке.

– Вместе, но поодиночке. – Она покачала головой. – Идеальное описание нашего брака.

Адам пошарил в кармане брюк:

– Кстати. – Рут не видела, что у него в руке. – Я ношу его с собой уже три недели. Нашел на спинке дивана на кухне.

Он раскрыл ладонь: ее обручальное кольцо.

Она уставилась на тонкое золотое кольцо, вспоминая свою панику, когда сорвала его с пальца, изнуряющую жару, ощущение надвигающейся катастрофы.

– Я сняла его накануне рождения Яго. Все начало опухать, а кольцо перекрывало кровоснабжение. Оно застряло, и мне пришлось использовать масло. Сначала без кольца было странно, но потом я подумала, что оно мне больше ни к чему… – Она умолкла, заметив взгляд Адама.

Он протянул ей кольцо.

– Рут, ты выйдешь за меня замуж?

Они отпраздновали пятьдесят пятый день рождения Рут в обед, чтобы уложиться в строгий распорядок дня Яго и чтобы Адам успел на ужин для вступающих в должность судей. Рут сидела за кухонным столом на стуле с высокой спинкой, обложенная подушками, и разглядывала груду подарков. Она просила родных ничего не дарить – ей ничего не было нужно, – но они не послушались. Адам и Алекс сидели по обе стороны от нее, внимательные и чересчур заботливые; Лорен и Дэн сидели напротив, а Яго, словно трофей, восседал на столе перед ними. Они впервые за несколько недель собрались всей семьей.

Дэн чокнулся бокалом о ее стакан с водой.

– За Рут, благодаря которой наша семья…

– Пожалуйста, не надо речей.

Но Адам обнял ее за плечо и прочистил горло.

– Сегодня был крайний срок для родов, и ты родила на целых десять недель раньше. – Он посмотрел на Яго, затем снова на Рут. – Я так горжусь тем, что ты сделала. И то, как ты это пережила. И все…

Остальные смущенно отвернулись, как будто они говорили о чем-то личном. Алекс потянулась через стол, чтобы нарушить тишину.

– Мы все очень гордимся твоей бабушкой, правда, Яго? – Она погладила его по животу. – Да, гордимся.

Он ухмыльнулся и загукал, требуя еще ласки.

Лорен резко подалась вперед и взяла его на руки – вне зоны досягаемости для всех остальных.

– Он голоден, – объяснила она, расстегивая рубашку и прижимая лицо Яго к груди. Он без энтузиазма посасывал ее, затем выплюнул, выгнул спину и заплакал. Его плач пронзил Рут, по вискам заструился пот. Побежденная, Лорен переложила ребенка себе на плечо, и он успокоился.

– Он не привык к публике, – сказала она, покраснев.

– Я думаю, еще рано, Лори. – Дэн сверился с часами на телефоне. – В прошлый раз ты его кормила чуть меньше двух часов и двадцати пяти минут назад.

Алекс сказала:

– Может, отдашь его маме ненадолго, тогда мы вдвоем сможем пообедать за столом?

Лорен повернулась к Дэну; его кивок был почти незаметен, но Рут его уловила.

– Ничего страшного, – сказала Рут. – Подержи его у себя.

Но Лорен протянула ей Яго через стол.

Рут обняла его. Теперь он окреп, немного освоился в этом мире. Она сняла один из желтых носков, которые связала Алекс, и пощекотала его босую ногу мизинцем; он смотрел на нее снизу вверх, сощурив глаза от удовольствия. Она начала тихо петь, как когда он был внутри нее, и он впал в блистательный, струящийся транс. Рут чувствовала, как Лорен движется за ее спиной, настороженная и готовая вмешаться. Остальные выстроились вокруг нее, как фигуры, застывшие в масках, их улыбки натянулись, как гримасы. “Так будет всегда”, – подумала она про себя. Она поцеловала Яго в макушку и протянула его Дэну.