Коротко обо всём. Сборник коротких рассказов - Валентин Валерьевич Пампура

А теперь от него ушли. И пусть почувствует, что значит быть не нужным. Всё в жизни возвращается.

Тёма. Да, возвращается. Только, знаешь, когда ты приехала, он радовался как ребёнок. А потом, когда ты сбежала, он сидел у окна, и долго смотрел в темноту. Он думал, что ты вернёшься, понимаешь?

Варя. А я тут причём? Ты тоже его сын. В отличие от меня, он вырастил тебя. Иди к нему.

Тёма. Ему нужна ты.

Варя. Зачем.

Тёма. Не знаю. Может быть, он хочет, что бы ты простила его. Я думаю, ему бы хотелось знать, что где то рядом живёт его дочь. И она любит его. И то, что, он ей нужен.

Варя. Зачем ты всё мне это говоришь?! И зачем ты вообще здесь?!

Тёма. Может быть, меня привела сюда звезда?

Входят Тоша и Герман.

Тоша. О, пицца. Кто заказал?

Тёма. Не важно. Теперь уже её не возьмут. Хотите, оставьте себе.

Тоша. Ну, брат спасибо. Ты вернул мне веру в деда мороза. — Берёт пиццу уходит на кухню.

Тёма. Ладно, с наступающим вас. — Идёт к двери.

Варя. Куда ты?

Тёма. Домой. Мама ждёт. Это был мой последний заказ. Да, вот ещё, достаёт из рюкзака документы. — Это твоё.

Варя. Откуда?

Тёма. Когда ты ушла, он переживал. Я искал тебя. Нашёл на вокзале. Ты спала. Я вынул документы из твоего рюкзака. Думал, что это вернёт тебя. Прости. — Уходит.

Герман. Кто это?

Варя. Мой брат.

Герман. Почему он ушёл?

Варя. Его мама ждёт. А где то там, горит свет, в одиноком окне.

Герман. Свет…

Варя. Да, свет… знаешь, кажется, меня там очень ждут.

Герман. Ждут… где?

Варя. Мне нужно ехать.

Герман. Что, опять звезда?

Варя. Да.

Герман. Куда на этот раз?

Варя. Здесь не далеко.

Герман. Я с тобой.

Варя. Вызови такси.

Они вышли на улицу. Снег, крупными хлопьями падал на землю. Делая её белой и чистой, не оставляя ни одного тёмного пятнышка.

До последнего зрителя

— Пришёл, кто ни будь? — Спросил, большой, упитанный артист Тестов, играющий благородного отца, в белом кружевном чепчике.

— Нет. — Ответил маленький, вертлявый, артист Шнурков, играющий в спектакле, недотёпу. Он, согнувшись, смотрел в маленькую щель, бархатного занавеса.

— Сколько до начала? — Спросила тонкая девочка с голубыми глазами, она играла дочь Тестова.

— Десять минут. — Проворчал артист Ворчунов, играющий в спектакле сердитого старика.

— Ещё есть время. — Сказала артистка Коровина, играющая в спектакле кормилицу девочки с голубыми глазами.

— Господа, да не толпитесь же здесь. — Сказал режиссёр пробираясь к отверстию. — Есть, кто ни будь?

— Нет. — Сказал Тестов.

— Есть. — Закричал Шнурков. — Один, мужчина.

— Господи. — Артистка Коровина подняла к небу глаза.

— Ну, с, поиграем, — потёр ладоши довольный режиссёр.

— Уйдёт с полспектакля. — Проворчал Ворчунов.

— Не каркайте. — Зло сжала губки девочка с голубыми глазами.

— А если всё-таки уйдёт? — Спросил Шнурков. Отходя от отверстия.

— Не уйдёт. — Сказал режиссёр. Заглядывая в щель. — Не должен уйти.

— Может это — спросила артистка Коровина, приподняв платье выше колен.

— Не надо — поморщился режиссёр — талантом брать будем. — Сказал он и расстегнул пару пуговиц на груди девицы с голубыми глазами.

— Тихо — крикнул Шнурков.

— Что — напряглись все.

— Не садиться, сомневается. — Сказал Шнурков глядя в отверстие.

— Может у него геморрой? — Спросил Ворчунов.

— Нет — при геморрое себя так не ведут. — Сказал Тестов.

— А как ведут? — Спросила Коровина.

— Нервно. — Ответил Тестов.

— А этот нервно себя ведёт — Спросил режиссёр.

— Да, не сказал бы, — ответил Шнурков — так оглядывается и губы себе кусает.

— Это он правильно делает, что кусает, а вот если останется на спектакль, то и локти себе кусать станет. — Проворчал Ворчунов.

— Да хватит вам, может он просто в туалет хочет. — Сказала Коровина.

— Может и хочет, на лбу у него не написано — сказал Шнурков.

— Ты вот, что Шнурков — сказал режиссёр — держи его в поле зрения, а я пойду, скажу администратору, что бы он его посадил, и дверь наглухо закрыл.

— Стойте! — Крикнул Шнурков.

— Что? — Все.

— Уходит. — Сказал Шнурков.

— Как уходит? — Спросил режиссёр — Мы же ещё и не начали.

— Так уходит — сказал Шнурков.

— Нельзя! Задержать! Остановить! Не выпускать! — Закричал режиссёр.

— Ушёл — растерянно протянул Шнурков.

— Пошлите, кого ни будь в фойе — приказал режиссёр — пусть посмотрят куда ушёл.

— Может он всё-таки в туалет пошёл — сказала Коровина.

— Ну, какой туалет, пять минут до начала — прошипел режиссёр.

— А что я, когда играла фею, меня так прихватило, что я… — сказала Коровина.

— В кафе пошёл — Сказал влетевший администратор — кофе пьёт.

— Ну, слава богу, наш зритель, подождём — сказал режиссёр.

— Когда я служил в Крыковском драмтеатре, у нас там зрители, тоже любили кофе перед представлением попить — Сказал Тестов.

— И… — Все

— Так вот их потом после этого кофея, по домам на руках разносили. — Сказал Тестов.

— То есть, как на руках… — спросил режиссёр.

— А так, они кофей любили с ликёром пить. И так, порой наликёривались, что им уже не до представления было.

— Не давать! — Закричал режиссёр.

— Не беспокойтесь, у нас в кафе ликёр ещё вчера кончился, его господин Тестов, со Шнурковым, выпили, после, представления — сказал администратор.

— А что имеем полное, законное право… — сказал Шнурков.

— Да, я вам, голубчики за это благодарность выпишу. — Сказал режисёр.

— Возвращается! — Закричал Шнурков — Сел!

— Ну, родные, ну голубчики мои, наш зритель в зале, покажем ему, на что мы способны. По местам! Начали!

Заиграла музыка. Занавес взмыл под потолок, и спектакль начался. Первое время, единственный зритель сидел и смотрел на сцену, потом стал ёрзать и посматривать на дверь. Но так как в зале никого кроме него не было, то он не решился встать и выйти, к тому же, у дверей стоял хмурый администратор. В конце концов, зритель смирился, досидел до конца спектакля, и впоследствии, уже больше никогда не посещал театра.

Порок

Артисты «А» и «В», сидели за столом, и отмечали бенефис артиста «И», сколько тёплых слов было сказано артистами «А», и «В», в адрес артиста «И» Пока артист «И», не вышел. И вот тут то, артист «И», мог бы услышать много не лестного о себе, если бы имел уши, которые могли бы слышать сквозь стены. Когда же артист «И», вернулся, а вышел артист «А», то и артист «А», мог бы многое услышать не лестного о себе, если бы конечно стал под