📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литератураПроисхождение языка. Факты, исследования, гипотезы - Светлана Анатольевна Бурлак

Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы - Светлана Анатольевна Бурлак

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 85 86 87 88 89 90 91 92 93 ... 131
Перейти на страницу:
еще более крупные (до 300 и более особей) объединения (правда, социальные отношения при этом поддерживаются лишь в рамках семьи). И может быть, не случайно, что именно у гелад звуковая составляющая коммуникации по некоторым параметрам близка к человеческой (см. гл. 5).

Японский приматолог Нобуо Масатака{1145} полагает, что языковой способности предшествовала способность музыкальная. Эгоистические индивиды не могли создать язык, следовательно, прежде всего им надо было объединиться, почувствовать себя единым коллективом — настолько единым, чтобы обмен информацией имел смысл. В языке, конечно, есть специальные (их называют «фатические») средства для поддержания контакта — это слова здравствуй, пожалуйста, фразы типа как дела? и т. п. Единственная «информация», которую можно из них извлечь, это примерно ‘я чувствую к тебе достаточную симпатию, чтобы стараться не вызывать твоего раздражения’ (различие конкретных выражений обусловлено разнообразием ситуаций, где их полагается употреблять). Но все же функцию сплочения коллектива язык выполняет явно не оптимально: недомолвки, недопонимания, наконец просто грубые выражения способствуют скорее обратному.

Масатака обращает внимание на начальные стадии человеческого общения — на общение матери с ребенком. Когда ребенок начинает гулить, у самых разных народов можно наблюдать, как мать обращается к ребенку с какими-нибудь совершенно неинформативными словами типа агу, а ребенок отвечает ей нежным гулением. Такие контакты, когда обмен вокализациями не передает никакой информации, но создает эмоциональный контакт и теплые взаимные чувства, отмечен и у обезьян, в частности у японских макак (правда, у них подобным образом общаются между собой взрослые особи). Далее, когда ребенок начинает произносить слова, мать часто, обращаясь к нему, говорит высоким голосом, подчеркивая ритм своих фраз. Высокий голос привлекает внимание ребенка, ритм провоцирует эмоциональный отклик — в результате ребенок лучше понимает мать, а впоследствии лучше овладевает языком.

По мнению Масатаки, эти же две стадии проходили и гоминиды на своем пути к языку: стадия «гуления» создала слоги, используемые для установления эмоционального контакта, на стадии «лепета» возникли многосложные звуки и контакт стал более богатым и более комплексным. Третьей стадией, по этой гипотезе, могло быть коллективное пение, подобное дуэтам, которые сегодня можно наблюдать у гиббонов. Такая коммуникация развивала не только чувство сплоченности, но также слух и навыки звукового подражания (со временем это легло в основу не только языка, но и музыкальных способностей человека). На этой стадии эмоциональный контакт распространился на всю группу, на смену эгоизму пришло ощущение принадлежности к коллективу, что и подготовило почву для развития языка.

Баланс между эгоизмом и коллективизмом, безусловно, важен для тех, кто живет в коллективе. Но едва ли необходимость в нем возникла лишь у гоминид — альтруистические проявления зафиксированы у самых разных видов животных, ведущих групповой образ жизни. И само существование коммуникативной системы во многом является жертвой, которую отдельные особи приносят группе в целом (как мы видели на примере Фигана в гл. 5). Так что если совместное пение как средство поддержания чувства групповой сплоченности и развивалось у гоминид, то, вероятно, не в качестве предшественника языка, а параллельно с ним. Если бы музыкальная способность предшествовала языковой, то, наверное, среди нас не было бы такого количества людей, которым «медведь на ухо наступил», а языки, скорее всего, в большей степени полагались бы на тоновые различия.

Теории музыкального праязыка (основы которой заложил еще Дарвин) придерживается и Текумсе Фитч{1146}. Музыка, как и язык, характеризуется целым рядом свойств, отсутствующих во врожденных сигналах животных. И музыка, и язык обладают возможностью порождать из ограниченного числа исходных единиц неограниченное число единиц более крупных. И там и там имеется иерархическая организация, и там и там наличествует дискретность исходных элементов. Это очень важно для концепции Фитча как сторонника врожденной природы языка: поскольку первичного языкового материала, который ребенку удается получить в течение чувствительного периода, явно недостаточно для того, чтобы сформировать исчерпывающее представление о грамматике языка (Фитч говорит «синтаксис», но на с. 132 прямо называет морфологию его центральной частью), и к тому же родители не учат детей грамматике напрямую, язык, по мнению Фитча, может быть усвоен только при наличии у ребенка уже готовых синтаксических ограничений (а возможно — судя по приведенному Фитчем сравнению с полетом птиц — даже врожденных структур). И именно формированию такого рода структур должна быть, согласно его концепции, посвящена главная, определяющая часть эволюции языка.

В развитии музыкального протоязыка Фитч выделяет 4 этапа. На первом формируется способность комбинировать звуки в длинные последовательности, имеющие иерархическую организацию, но лишенные какого бы то ни было значения, соотносимого с реалиями окружающего мира. Поскольку найти в такой коммуникативной системе какой-либо биологический смысл невозможно, механизмом ее формирования объявляется половой отбор. Действительно, существуют, по-видимому, свойства организмов, развившиеся лишь потому, что носители этих свойств по какой-то иррациональной причине нравились особям противоположного пола. Но все же, как кажется, слишком часто прибегать к этому способу объяснения не стоит, поскольку он в равной мере годится для объяснения всего чего угодно (понравилось неизвестно почему — и все), и это лишает исследователя мотивации для поиска более материалистических объяснений.

На втором этапе каждой музыкальной фразе присваивается ассоциация с какими-то типами активности, ритуалами и т. п. («песня трапезы», «песня охоты», «песня дождя»…). Так появляется произвольность знака, хотя на этой стадии единицы коммуникативной системы еще остаются эмоциональными, их функция — управление и манипуляция действиями других. Автор отмечает, что в функции установления и поддержания контакта до сих пор используются фактически нечленимые фразы, смысл которых в минимальной степени зависит от смысла их частей: how do you do, добрый день и т. п.

На третьем этапе такие фразы членятся на отдельные компоненты, на четвертом — использование языка фиксируется генетически в результате отбора на быстрое усвоение языка детьми (отбора, который, отметим, почему-то появляется только на этой стадии, хотя был бы не лишним и на предыдущих). При этом нет необходимости объяснять биологические предпосылки возникновения синтаксиса: при наличии словаря он легко возникнет путем грамматикализации. В основе синтаксиса, как пишет Фитч, лежит, вероятно, моторный контроль действий — сложные действия обладают некоторой собственной внутренней организацией, сходной с синтаксической.

Фитч вполне осознает слабые места своего сценария: он отмечает, что между музыкой и языком имеется немало весьма существенных отличий. Так, музыка во многом построена на повторах, в языке же повторы обычно избегаются. Высоту музыкального тона распознает правое полушарие, а не левое (языковое). Но самое существенное состоит в том, что музыка, в отличие от языка, совершенно не соотносится с реалиями окружающей действительности, тогда как язык позволяет передать другим «конкретные новые мысли». Соответственно,

1 ... 85 86 87 88 89 90 91 92 93 ... 131
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?