Сон о принце - Эсфирь Серебрянская

поговорить», – голос Эсы тверд и решителен.

«Прямо-таки нужно?»

«Нам необходимо обсудить ваше сегодняшнее появление».

«А почему ограничиваемся только сегодняшним днем? Можем подойти к вопросу глобально?»

«У меня нет ни времени, ни желания рисовать на воде…»

«Рисовать на воде?» – искренне удивилась я, однако цепочка аналогий высветило, что прынцик озвучил местный аналог «толочь воду в ступе». И все же не удержалась, добавила:

«Вы художник?»

«Я не собираюсь обсуждать меня!»

«Было бы что обсуждать…»

«Тем более, – не поддался Эса на подначку, – поговорим о вашем появлении. Сегодняшнем. А не в принципе на этом свете».

«Забавненько. А с моей точки зрения, разговор вполне можно начать с моего появления в развалинах»

«Каких развалинах?»

«А мне откуда знать?»

«Это там где вы повстречали медведя?»

«Интересное слово «повстречали»…»

«И все же…»

«Без всяких "все же"! Я вообще разговаривать не намерена».

«Нам надо…»

«НАМ ничего не надо! – взорвалась я, – В конце концов, имейте совесть! У меня впервые за много дней есть горячая еда, нормальная сухая одежда и роскошная кровать! Все что мне сейчас нужно. Это залезть под одеяло и не вылезать из-под него три дня!»

«А где вы?»

«Да тебе-то что за дело, где я?»

«Может я хотел бы позаботиться о вас?»

«Спасибочки, уже нашлись люди весьма достойно позаботившиеся обо мне! От ВАС же требуется тоже немножко побыть человеком И ОСТАВИТЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!!!»

«Хорошо… через три дня…»

И исчез… А я повалилась на подушку.

Глава XXXV

Меня разбудили через четверть секунды. По ощущениям через четверть секунды, а сколько на самом деле прошло, не известно. Впрочем, какая разница сколько натикало в реальности: час, два, сутки или три дня – мне было недостаточно. Совсем недостаточно. Тело болело, голова гудела, сознание стремилось в отключку.

Но, нет. Внешняя абсолютно равнодушная сила вздернула меня в вертикальное положение и, слегка встряхнув, заставила утвердиться на ногах.

Еще до того как образ мужеподобной охранницы передался в мозг, запястья оказались стянутыми веревочной петлей. Понукания в сопровождении с назойливым дерганьем вгоняют меня в процесс механического переставления ног в направлении выхода из камеры. Просыпание мозга сильно отстает от действительности и с трудом догоняет уже стоящее в дверях тело. По организму волной проносится побудка, отзываясь невыполненным утренним моционом. Тут же делаю шаг назад, вызывая недовольное сопение сопровождающей. Однако после небольшой красноречивой пантомимы, женщина входит в мое положение и даже развязывает руки, давая возможность не только воспользоваться унитазом, но также раковиной. Правда, глаз с меня не спускают ни во время первой, ни во время второй процедуры, обдавая запахом упертой исполнительности. Может, конечно, так и надо. Кто нас, преступников, разберет… Да только на душе у меня от такого пригляда как железом по стеклу.

Стоило только закрыть воду, как руки по новой оказались скрученными. После чего началось долгое путешествие по уныло-безликим гулким коридорам-переходам. Монотонный шаг несется эхом вдоль серых стен, взывая к известному «Оставь надежду всяк сюда входящий». Пытаясь переломить навязчивость угнетающего рефрена, я ухожу в раздумья, чтоб наткнутся на не менее «веселую» тему о Тимке и матери его Йискырзу. Девчуха, вроде бы, к моменту нашего расставания уже несколько оклемалась от болезни, что, несомненно, плюс. Плюсик номер два – это запасец сережек и колец припрятанный в ее рюкзачке. Осталось только понять будет ли из плюсиков толк… Отсутствие однозначного ответа на этот почти риторический вопрос промучило меня своей неопределенностью вплоть до «радостного» момента достижения, конечной точки нашего путешествия.

Без стука открыв ничем не отличающуюся от своих товарок дверь, конвоирша, качнув головой, приказала войти. Я захожу, не капризничая, в большое щедро залитое ярким солнечным светом помещение, пропитанное легким лекарственным запахом. Однако рассмотреть ничего не удается, поскольку оттесняющая меня в сторону охранница выходит вперед, начиная монотонное журчание. Скорей всего докладывается. Дело служивое, дающее мне пару минут на оглядеться, да сориентироваться. Впрочем, глаза отыскали ответ еще раньше, чем вопросы до конца сформулировались: напротив одного из окон, греясь в солнечных лучах, стоит чудо под названием «кресло гинекологическое». Похоже, медицина здесь не пещерного уровня. Это не может не радовать. А то, что «свеженькую» арестантку привели на медицинский осмотр, показывает достаточно развитой уровень общества. Весьма положительный факт… омрачаемый осознанием, что узница – это я.

Сам осмотр как таковой не пугал. Меня приучили их проходить на регулярной основе. Но все же я привыкла перед записью на прием наводить о врачах справки. А вот так, с бухты-барахты, предъявляться полному незнакомцу как-то не приходилось. Правда,и моя подготовка тоже не гарантировала результат. Так, однажды зайдя к одному весьма разрекламированному эскулапу, я втянула эмоции, развернулась и убежала.

Но сейчас в роли человека весьма подневольного вариант с «убежала» не предусмотрен в принципе. Значит, придется терпеть… Хотя с другой стороны, наличие кресла не является необходимостью его использования…

Охранница отступила в сторону. За стоящим у центрального окна стола сидел немолодой хрупкого сложения мужчина. Голубой полувоенный френч на плечах, в руке изрядно покусанный бутерброд, хлебные крошки в небольшой академической бородке, на остром с маленькой горбинкой носу оранжевое пятнышко соуса. Седеющие волосы забраны в хвост, открывая обзору глубокие залысины, в серых глазах вселенская усталость, и пахнет уверенным цинизмом мясника пополам с профессиональной раздраженностью престарелой паспортистки. Ну да, я кусок плоти, на который надо потратить время… Нормальное в принципе отношение. У нас в районной поликлинике редко кто так не пахнет. Главное, нет никаких завихристых желаний, о которых в книжках по психологии пишут много-много букв. Будем считать, что доктор получает одобрямс на взглянуть. Ему, конечно, от этого ни горячо, ни холодно, но мне как-то спокойнее.

Меня окидывают совершенно спокойным взглядом, бросают короткую фразу, кусают бутерброд и задумчиво отворачиваются к окну. До охранницы не сразу, но доходит, что я по-местному ни бум-бум. Ничуть не испугавшись трудностей перевода, она медленно, по слогам, повторяет докторскую команду. Похоже, у нее незнание языка ассоциируется с тупизной. Что ж, мы такие, как нас представляют, поэтому «туплю в ответ и хлопаю глазками».

На самом деле набор врачебных команд минимален. Это либо «проходите», либо «раздевайтесь». Есть еще вариант «На что жалуетесь?», но тогда доктор к окошку не развернулся бы. «Проходите» тоже отпадает, поскольку мы как бы уже вошли. Значит, мне велели раздеться. Вот только кое-кто не догадался снять веревочную петлю с моих запястий. К тому же в помещении, несмотря на солнечные лучи, довольно прохладно, и лишаться, даже очень тоненьких тряпочек, совершенно не хочется. У