Неизменная - Гейл Кэрриджер

Неожиданно заулыбавшись, она повернулась к мужу:

— Ты понимаешь, что это значит? Оказывается, я нормально переношу дирижабль, а плохо на борту мне было из-за беременности. Фантастика!

Но ее муж отреагировал на новость совсем не так, как она ожидала. Он явно злился, но не той злостью, которая вынуждала его взрываться, или орать, или перекидываться в волка, или реагировать еще каким-то нормальным для него образом. Эта злость заставила его примолкнуть, побледнеть и задрожать. И это ужасно, просто ужасно пугало.

— Как? — рявкнул он, обращаясь к жене и пятясь он нее, будто она заразилась какой-то страшной болезнью.

— Что значит «как»? Уж это должно быть совершенно ясно даже тебе, невозможный ты человек! — закричала в ответ Алексия.

Она тоже разозлилась. Разве не предполагается, что муж должен прийти от такого известия в восторг? Ведь это же настоящее научное чудо! Ведь так?

— Мы лишь говорим, что я становлюсь смертным, когда до тебя дотрагиваюсь, за неимением лучшего термина. На самом деле я уже мертв, или по большей части мертв. Мертв несколько сотен лет. Ни у кого из сверхъестественных никогда не было потомства. Никогда. Такое просто невозможно.

— Так ты считаешь, что это не твой ребенок?

— Погодите, милорд, не надо спешить, — попыталась вмешаться мадам Лефу, касаясь маленькой ручкой руки лорда Маккона.

Тот с рычанием стряхнул ее ладонь.

— Конечно, это твой ребенок, болван!

Теперь Алексия пришла в ярость. Если бы она не чувствовала такой слабости, то встала бы и принялась метаться по комнате. Рука сама собой пыталась нащупать парасоль. Быть может, врезав им по толстому черепу мужа, она сможет вбить туда немного благоразумия.

— Судя по тысячелетней истории и опыту, ты врешь, жена.

Леди Маккон только фыркнула от обиды. Она была в таком смятении, что не могла даже найти слов — совершенно новое и нетипичное для нее состояние.

— Кто он? — хотел знать Коналл. — С каким хлюпиком из дневного народа ты блудила? Это кто-то из моих клавигеров? Или один из этих пуделей паршивых, трутней лорда Акелдамы? Потому-то ты вечно к нему и таскаешься, да? Или это просто какой-то молокосос с улицы, балабол какой-нибудь?

Потом он принялся называть ее словами, которые были куда более грязными и оскорбительными, чем все, что она слышала в жизни, и уж в особенности применительно к себе — а ведь за последний год Алексия существенно расширила свой запас ненормативных выражений. Это были ужасные, жестокие слова, и по большей части она понимала их значение, хоть и не была знакома с подобной терминологией.

Коналл нередко совершал при ней жестокие поступки, среди которых была и недавняя направленная на женщину жестокость за обеденным столом, пусть и с целью метаморфозы, но Алексия никогда прежде не боялась мужа.

А сейчас она его боялась. Он не пытался приблизиться к ней, наоборот, пятился к дверям, но сжатые в кулаки руки побелели, глаза стали волчьими, желтыми, а клыки удлинились. Алексия почувствовала безмерную благодарность к мадам Лефу, которая встала перед графом, закрыв ее своим телом от потока ругательств. Можно подумать, изобретательница могла так оградить ее от всех этих ужасных слов.

А граф стоял на другом конце комнаты и орал на Алексию. Казалось, он отошел так далеко не потому, что не хотел броситься на жену и разорвать ее на части, а потому что боялся поступить так на самом деле. Его желтые глаза настолько побледнели, что стали почти белыми. Алексия никогда раньше не видела, чтобы они были такого цвета. И хотя с его уст слетали грязные ругательства, эти глаза были полны отчаяния и боли.

— Но я же не делала этого, — пыталась объяснить ему Алексия. — И не стала бы. Я никогда бы не пошла на такое. Я не прелюбодейка. Как ты мог даже подумать обо мне это? Я никогда не поступила бы так.

Но ее заверения в собственной невиновности, казалось, лишь ранили графа. В конце концов его широкое добродушное лицо скривилось, а у носа и рта залегли морщины боли, будто он готов был вот-вот заплакать. Коналл вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.

После его ухода воцарилась прямо-таки осязаемая тишина.

Во время всего этого хаоса леди Кингэйр сумела вернуться в человеческую ипостась. Она вышла из-за дивана и на миг остановилась перед Алексией — совершенно голая, прикрытая лишь длинными каштановыми волосами с обильной проседью, свободно ниспадавшими на плечи и грудь.

— Вы должны понять, леди Маккон, — сказала она, холодно глядя на Алексию, — почему я прошу вас покинуть территорию стаи Кингэйр. Может, лорд Маккон когда-то и покинул нас, но он по-прежнему наш. А стая своих защищает.

— Но, — прошептала Алексия, — ведь это его ребенок. Клянусь. У меня никого больше не было.

Шиаг продолжала смотреть на нее тяжелым взглядом.

— Полно вам, леди Маккон. Получше ничего не придумали? Так не бывает. Оборотни потомства не производят. Никогда такого не было и никогда не будет, — с этими словами она повернулась и вышла из комнаты.

Алексия повернулась к мадам Лефу. На лице у нее было написано глубокое потрясение.

— Он действительно считает, что я ему неверна.

Она же сама недавно рассуждала о том, как высоко Коналл ценит верность. Мадам Лефу кивнула.

— Боюсь, большинство сочтет, что он прав. — На ее лице было написано сочувствие, она сжала своей маленькой ручкой плечо Алексии.

— Но это не так, клянусь, это не так.

Француженка поморщилась.

— Я вам верю, леди Маккон. Но я буду в меньшинстве.

— Почему вы верите мне, когда не верит даже муж? — Алексия посмотрела вниз, на собственный живот, и прикрыла его дрожащими ладонями.

— Потому что я знаю, как мало нам известно о запредельных.

— Вы заинтересованы в том, чтобы изучать меня, не так ли, мадам Лефу?

— Вы поразительное создание, Алексия.

Алексия широко раскрыла глаза, стараясь не расплакаться, в голове ее до сих пор гремели слова Коналла.

— Но тогда как такое возможно?

Она прижала обе руки к животу, словно желая, чтобы крошечный младенец внутри нее объяснил, откуда он взялся.

— Я полагаю, лучше всего будет, если мы это выясним. Что ж, давайте выбираться отсюда.

Француженка помогла Алексии встать и, поддерживая, вывела в коридор. Она была неожиданно сильной для такого хрупкого с виду существа, возможно, оттого что постоянно возилась с тяжелыми механизмами.

Они наткнулись на Фелисити, у которой был на редкость мрачный вид.

— Сестрица, тут сейчас был такой ужас, — заговорила она, едва увидев обеих дам. — Я видела, как твой муж просто взял и сломал столик в холле одним ударом кулака. Он разлетелся на тысячи кусочков. — Она склонила голову набок. — Это был до ужаса уродливый столик, но его все равно можно было отдать для благотворительных целей, правда же?