1941: фатальная ошибка Генштаба - Геннадий Николаевич Спаськов

что И.В. Сталин лично одобрил проект директивы – то есть видел ее. Однако это вызывает большие сомнения. Начнем с того, что в преамбуле указывается задача фронту овладеть районом Люблин к исходу 24 июня, а в приказной части срок неожиданно переносится уже на 26 июня. Что, впрочем, еще цветочки.

Директива предписывает овладеть Люблином к исходу 26 июня силами пяти механизированных корпусов: 4-го и 15-го из состава 6-й армии, а также 22-го, 19-го и 9-го мехкорпусов 5-й армии. Однако из этих сил только 4-й мехкорпус и 41-я танковая дивизия 22-го мк к исходу 22 июня находились в 120–140 км от Люблина и, конечно, могли за 4 дня успеть дойти до указанного пункта – при условии, если бы не было войны, а немцы обеспечили им зеленую улицу по своим дорогам.

Но остальные 11 дивизий четырех корпусов находились в 200–300 км от нужного района и ни при каких условиях не могли к назначенному сроку просто добраться до Люблина. А ведь нашим корпусам предстояло не просто пройти указанным маршрутом. Напомню, что до тех пор никто в мире еще не смог разгромить хотя бы одной немецкой дивизии. А здесь следовало уничтожить даже не дивизию, а целую немецкую группировку, наступающую на фронте Владимир-Волынский – Крыстынополь! Как Сталин мог одобрить подобную глупость? Совершенно очевидно, что директива давалась с согласия того, кто не только не разбирался в военных вопросах и не владел обстановкой, но и, скорее всего, даже не посмотрел на ситуацию по карте. Это явно был не Сталин.

А что же, разве Тимошенко и Жуков не понимали, что делают? С одной стороны, плохо понимали, поскольку неверно оценивали обстановку. А с другой – они уже подвели армию и страну и теперь такой бурной деятельностью пытались хоть как-то реабилитироваться.

Но при показной сверхактивности военного руководства его подлинная растерянность была такова, что привела к задержке мобилизации, назначенной только со второго дня войны. Телеграмму о начале мобилизации нарком обороны Тимошенко подписал только в 16 часов 22 июня! Впрочем, растерянность и неуверенность государственного аппарата в первые дни войны, оставшегося без верховного руководителя, хорошо показали в своих работах В. Мещеряков и О. Козинкин 368. Что именно случилось со Сталиным – покушение, несчастный случай или внезапное ухудшение здоровья (инфаркт, например)? Прямых данных для однозначного ответа у нас, к сожалению, нет. Но несчастные случаи с главами государств происходят крайне редко, а в случайное ухудшение здоровья руководителя страны именно в критический для нее момент тоже верится мало. Как ни крути, тут сразу вспоминаются известные слова Гитлера, сказанные им по схожему поводу:

«Зачем мне деморализовать противника военными средствами, если я смогу это сделать лучше и дешевле другим путем?..

Через несколько минут Франция, Польша, Австрия, Чехословакия лишатся своих руководителей. Армия останется без генерального штаба. Все политические деятели будут устранены с пути. Возникнет паника, не поддающаяся описанию»369.

Нет оснований не включать в «список Гитлера» Советский Союз. Наоборот, для Гитлера как никогда жизненно важно было в момент начала войны обезглавить столь могучего противника, как СССР.

Вызванное потерей Сталина временное замешательство и растерянность высшего военно-политического руководства в Москве не укрылись от нижестоящих звеньев командования Красной армии и властей на местах. А неоднократные метания последних суток перед войной – от всеобщей боеготовности до попыток полной ее отмены днем 21 июня – оказали особенно негативные последствия на всю армию.

Представьте, что утром начальство предупреждает вас о неизбежной войне, однако спустя несколько часов начинает настойчиво уверять, что войны не будет и можно расслабиться. При этом практически разоружает части прикрытия. А на следующее утро войска и мирное население получают сокрушительный удар от противника. Такое поведение очень похоже на вредительство, если не на предательство. А что такое начальство скажет завтра? Поневоле потеряешь к нему доверие. Неуверенность высшего руководства передалась руководителям на местах, а с началом войны их растерянность почти мгновенно привела к панике среди войск и гражданского населения. А паника – чрезвычайно опасная и заразная вещь, остановить ее неизмеримо труднее, чем предотвратить. И когда Сталин вернулся на пост, дело было уже сделано. Лишенные не только твердого руководства, но подчас и хоть какого-то управления сверху, войска западных округов потерпели тяжелые поражения и неудержимо откатывались на восток.

После всего такого уже не покажется странным случай, о котором рассказал ветеран, служивший накануне войны в Западном округе:

«21 июня… ночью к нам в палатку заходит дежурный по части и говорит: “Вставайте! Все портреты уничтожайте!” Как я теперь знаю, было 2–3 часа до войны, …под силой оружия дежурный заставил убрать портреты и закрыть их листьями, чтобы маскировку сделать»370.

Понятно, чьи портреты в первую очередь и обязательном порядке вывешивались в советской воинской части. Правда, смысл и детали этой истории ветеран или забыл за давностью лет, или сразу тогда спросонок не понял, поскольку дело было ночью. Но убирание портретов перед самой войной прочно врезалось ему в память. Видимо, о том, что Сталин выбит из строя и не может руководить, заинтересованные лица из Москвы сообщили в округа. И кое-где поспешили дать команду убрать портреты товарища Сталина.

Заседание Политбюро 20 июня

Когда именно Сталин вышел из строя, сказать точно пока нельзя. Мы попробуем другой путь – вычислить не сам тот день, когда это случилось, а самый поздний срок, когда можно твердо сказать, что на посту Председателя СНК Сталина уже точно не было.

В ночь на 21 июня произошли два важнейших события. Сначала, как помнит читатель, после отказа Гитлера принять Молотова был дан приказ привести все войска в боеготовность и сообщить им время предстоящего нападения немцев. От председателя СНК к наркому обороны такой приказ ушел не позже 6 часов вечера 20 июня. Кто именно его давал – еще Сталин или уже Молотов, сказать трудно. Но даже если Молотов, то он делал то, что было намечено раньше Сталиным.

Однако готовность войск – только одна сторона вопроса. В то время когда уже на все обороты был запущен механизм приведения в боевую готовность Красной армии, состоялось обсуждение руководством страны политической ситуации – как вести себя дальше с Германией. Напомню, что руководство СССР, в отличие от Германии и стран Запада, было коллегиальным: один член политбюро – один голос.

Согласно журналу учета посетителей кабинета Сталина, высшее политическое руководство страны собралось там именно вечером 20 июня. Совещание