Обрученная с розой - Симона Вилар

Спасало меня только умение петь. В баллады и лэ,[71]что я пел, я вкладывал всю душу, и, сколько бы ни было у меня слушателей, мой голос звучал лишь для нее одной. А Джудит хитроумно кокетничала со мной, заставляя безумно ревновать, ибо немало внимания уделяла другим, более знатным рыцарям. Я же невыносимо страдал. Порой я впадал в меланхолию: кто я рядом с дочерью могущественного графа лорда Ховарда, потомка королей Англии? Мои мечты казались несбыточными, и все же я имел дерзость признаться ей в любви. Случайно застав ее в одиночестве в саду, я пал перед нею на колени и умолял стать моей женой. Она выслушала меня сдержанно и серьезно. А я, как безумный, упрашивал ее, твердя, что она не унизит себя этим браком, ибо род мой благороден и по чистоте крови не уступит Ховардам, так как корнями восходит к саксонским королям, при которых эрингтонские таны были не менее могущественны, чем Ховарды при Плантагенетах, и что после коронации Вильгельма Завоевателя[72]в Лондоне нормандские бароны дрались за право обвенчаться с единственной оставшейся в живых наследницей Эрингтонов леди Этгитой. Однако я несколько увлекся, превознося знатность своих предков, ибо леди Джудит внезапно изменилась в лице и едко сказала, что я должен снизойти до того, чтобы просить ее руки у отца, а уж она во всем будет послушна воле родителя.

Однако одно дело объясняться в любви девушке, а другое – говорить с ее отцом, человеком, которому я даже не смел дерзко взглянуть в глаза и в подчинении у которого находился. Будучи влюблен без памяти и решив со слов Джудит, что, если граф согласится, она не будет противиться, я отправился прямо к нему.

Не стоит и вспоминать, как посмотрел на мое сватовство гордый Джон Ховард. Для него я был всего лишь дерзким безумцем, осмелившимся мечтать об одной из самых знатных и прекрасных невест королевства. Он пришел в ярость и велел мне убираться прочь с его глаз. Я ушел, ибо что мне оставалось? Но я был влюблен и не терял надежды.

В ту пору как раз разгоралась война Роз, и я решил, как говорится в старых балладах, добыть себе славу и богатство в бою и, вернувшись с триумфом, снова просить руки Джудит у надменного графа. Я собрал небольшой отряд и, не раздумывая, предложил свой меч Ричарду Йорку. Я был молод и смел, к тому же у меня была цель – моя Джудит. И я действительно оказался удачлив. Сам Ричард Йорк пообещал, что в случае победы партии Белой Розы он станет просить для меня руки Джудит Ховард. Я надеялся… Но внезапно получил известие, что Джудит через два-три дня должна обвенчаться с графом Пемброком. Казалось, рухнул мир вокруг меня. Целый день я шатался как неприкаянный, не зная, что делать, а к вечеру у меня вдруг созрело безумное решение. Вскочив на коня, я во весь опор понесся в Эссекс. Я скакал как бешеный, загоняя коней и едва успевая менять их на новых. За двое суток я преодолел немыслимое расстояние. Но я был влюблен, а мою милую отдавали другому. Однако, клянусь правой рукой, само провидение вело меня тогда, судьба была на моей стороне, ибо не поспеши я, и Джудит Ховард никогда бы не вошла хозяйкой в Эрингтонский замок.

Когда я прибыл в Стоук-Нейланд, было раннее утро. Разумеется, меня никто не пропустил в покои дочери графа. Тогда я бросился к окружавшей сад высокой каменной стене и, цепляясь за выбоины и уступы, преодолел ее. Позднее я думал, что и здесь не обошлось без провидения, ибо ни один смертный не сумел бы вскарабкаться на такую высоту.

Когда я наконец оказался в саду, там царила тишина. В кронах деревьев щебетали птицы, благоухали цветы. Я бесшумно шел по усыпанной гравием дорожке, когда вдруг увидел леди Джудит. Я замер словно громом пораженный оттого, что увидел ее так близко. Она показалась мне восхитительной. Вся в розовом с головы до пят, она присела на ту самую каменную скамью, на какой сидела и тогда, когда я признался ей в любви. Да, леди Джудит была очень хороша, однако для невесты выглядела не слишком счастливой. Более того, я заметил слезы у нее на глазах. Это было выше моих сил. Я перестал скрываться и предстал перед ней. Я не знал, что скажу, но, как оказалось, ничего и не понадобилось говорить.

Едва я появился, как Джудит, всплеснув руками, воскликнула:

– Пресвятая Дева, мои молитвы услышаны! – и, просияв, подала мне руку.

Мне казалось, что я схожу с ума от счастья. Джудит щебетала как птичка. Я же был весь в дорожной пыли, и она испачкала свое нарядное платье, но не замечала этого. Мы сидели рядом и были счастливы как дети. Однако, когда волна первого восторга схлынула, нам стало не до веселья. Ведь, несмотря на то что мы открылись в своей любви, свадьба Джудит оставалась реальностью. Моя возлюбленная поведала мне, как противилась браку с графом Пемброком, но родители были непреклонны, и вот теперь она – невеста. И все же, несмотря на это, я читал в ее глазах надежду, и это заставило меня решиться на отчаянный по своей смелости план. В тот же день после обеда Джудит должна была просить у матери разрешения съездить в одну из отдаленных часовен помолиться. Там я должен был ожидать ее с парой свежих лошадей и мужским платьем, в которое переоденется беглянка. Надо отметить, что, когда мы шептались в саду, обсуждая детали побега, моя будущая супруга проявила такую предусмотрительность и остроту ума, какие отличали ее и в дальнейшем, и, возможно, именно благодаря этим ее качествам нам и удалось совершить столь удачный побег. Когда нас хватились, мы успели умчаться достаточно далеко. Во весь опор мы неслись на север, дабы пасть в ноги герцогу Йоркскому и умолять его о защите и покровительстве. Однако Джон Ховард разгадал наш замысел и отправил гонцов к герцогу с просьбой о помощи в поисках непокорной дочери и ее похитителя. Мы узнали об этом, когда сделали остановку в странноприимном доме одного из придорожных аббатств. Ведь Джудит, хоть и держалась из последних сил, все же была слабой женщиной, и ей требовались отдых и сон. Мы вынуждены были делать эти остановки в пути, и вышло так, что люди ее отца опередили нас. Я понял это из болтовни монахов-прислужников и решил, что для нас было бы гибельным теперь явиться к Ричарду Йорку, который наверняка примет сторону оскорбленного отца и жестоко покарает похитителя.

Всю ту ночь я не сомкнул глаз, и к рассвету созрело решение. Когда Джудит проснулась, я ошеломил ее, сказав, что теперь единственный для нас выход – повернуть коней и ехать искать покровительства у Ланкастеров, то есть у заклятых врагов. Это значило окончательно распроститься со всеми, кто нам близок, но я объяснил Джудит, что иного выхода у нас нет, и она согласилась со мной.

Так я стал ланкастерцем, одним из самых верных приверженцев этой партии, ибо я никогда не смогу забыть, какое участие приняла в нашей судьбе королева Маргарита, какую милость оказала она мне и моей супруге. Конечно, ей лестно было привлечь на свою сторону такого известного йоркиста, каким был я, но так или иначе мы столько добра увидели от этой государыни, что оба поклялись никогда не изменять ей. Так оно и вышло. Я оставался с моей королевой до конца. Джудит уже жила в Эрингтоне с нашими дочерьми, а я продолжал сражаться за Алую Розу. Я последовал за королем и королевой в Шотландию, а затем, после отъезда Маргариты Анжуйской на континент, вместе с королем Генрихом пытался выступить против Эдуарда Йорка. Теперь же, когда мой государь томится в Тауэре, а королева находится во Франции, я молю Бога о том времени, когда она вернется на эту землю и я смогу предложить ей свой меч.