Тамбур - Анна Малышева

Милиция явилась. Девочка, совсем ослабев, назвала и свое имя, и адрес. Добавила при этом, что к матери не вернется ни за что — лучше пусть ее тоже убьют! Она .будет жить у отца! Выяснили адрес отца, тот явился, одновременно испугался и обрадовался и немедленно забрал к себе дочь, несмотря на то что у него уже были дети от второго брака. Девочка была простужена, и довольно сильно, но в больничном уходе не нуждалась. Документы были проверены, отцовство установлено, и вроде все в порядке, а слова девочки можно было принять за бред… Да только, когда устанавливали ее личность, попутно выяснилось, что проживает она вместе с матерью в соседней квартире с той, где дней десять назад было совершено убийство. И дело все еще не закрыто.

Голубкин узнал обо всем сегодня утром и немедленно позвонил матери. Та явилась через час — даже раньше, чем он рассчитывал. О том, что дочь теперь находится у бывшего супруга, она уже знала.

— Вы знаете, в чем она вас обвиняет? — Голубкин снова укусил карандаш и тут же отложил его в сторону. — Она говорит, что вы кого-то убили.

— Больше ничего? — Женщина скривила губы и слегка качнула головой. — И скольких же людей я убила?

— Этою Светлана не уточняла. Знаете, — он встал и растер озябшие руки — в кабинете было прохладно, — сварю-ка я кофейку! Выпьете?

Та безразлично пожала плечами. Пока варился кофе, Голубкин молчал. Он делал вид, что целиком поглощен процессом, отыскивал чистые чашки, сахар и печенье.

На женщину не смотрел, только слушал спиной ее абсолютное, полярное молчание. Можно было подумать, что в кабинете никого нет.

— Пейте, согреетесь, — он поставил на стол чашку. — Сколько сахару?

Та сделала отрицательный жест:

— Простите, но мне не до кофе. Меня больше волнует дочь. Если она вбила в голову, что я натворила такое… Как разубедить?

— В самом деле — как? — согласился Голубкин, осторожно делая глоток. — Новый год на носу — у нас в это время всегда с отоплением плохо. Накиньте шубку.

— Ничего, — та безразлично смотрела прямо перед собой. — И откуда она это взяла? Вы с ней уже говорили?

Голубкин признался, что нет. Пока девочка чувствует себя неважно, но оснований для беспокойства нет.

И вообще он совершенно не уверен, что с нею стоит обсуждать этот вопрос. Ее странные обвинения в адрес матери можно приписать бреду и ссоре насчет встречи Нового года. И Екатерина Геннадьевна абсолютно права — на впечатлительного подростка такой случай по соседству мог произвести очень сильное впечатление.

Женщина только слегка кивала. Казалось, она совсем не слушала. Очнулась только, когда до нее дошел смысл вопроса, заданного Голубкиным. Ему пришлось повторить его дважды:

— А почему вы не сказали мне, что Светлана брала частные уроки итальянского у покойного Боровика?

— Как? — Та приложила пальцы к вискам и тут же резко отдернула их, будто обожглась. — Простите? Да, она, и правда, занималась… Это я захотела. Такой случай… Отличный преподаватель, и живет… Жил рядом.

И брал недорого. Впрочем, я для Светы ничего не жалела. Это она вам сказала, что занималась итальянским?

— Повторяю, я с ней еще не общался, — довольно резко заметил следователь. — Это мы узнали, когда до конца разобрались в его бумагах. В ежедневнике, куда он вносил расписание занятий, есть имя вашей дочери.

«Света Бурякова, четверг, 18.00».

— Да, она приходила к нему после школы, — машинально подтвердила женщина. — Раз в неделю. Собственно, для хорошего результата нужно бы чаще, но это же было так… Вроде забавы… Хотя она делала успехи.

— Это вам говорил Боровин?

— И он, и она. Собственно, почему это так важно? — Мать Светланы раскрыла сумочку и заглянула туда, будто надеясь найти ответ. Снова щелкнула замком, так ничего и не достав. Женщина нервничала, и Голубкин ясно это видел. Но как прикажете сохранять спокойствие, если единственная дочь больна, сбежала из дома к отцу и его новой семье, да вдобавок делает подобные заявления?

— Возьмите пропуск, — он подписал бланк. — Если что, я позвоню.

— Спасибо, — она встала и горько улыбнулась. — Хороший у меня будет Новый год, нечего сказать! Звоните, конечно. Возможно, вы будете единственным, кто меня поздравит.

Институт

"Меня бы кто поздравил, — хмуро думал Голубкин, разбирая груду бумаг и косясь на экран компьютера. — Скорее, будет наоборот. Вот вам — суббота, до Нового Года осталась неделя, а я даже подарков не присмотрел.

Не говоря уже о елке.. Нинка меня съест и будет права". При мысли о еде у пего сразу заурчало в желудке.

Он, не глядя, открыл нижний ящик стола, пошарил там и выудил промасленный пакет с пончиками, обсыпанными сахарной пудрой. Они успели остыть, так как были куплены спозаранку, но следователь все равно уничтожал их с удовольствием. При этом чувствовал себя немного преступником — за последнюю неделю прибавил три килограмма. И как такое возможно? Жена посматривает искоса, но ничего не говорит — Нина знает, что он по уши в сложном деле, а в такие минуты его не трогает.

«И чего она от меня хочет? — с тоской думал Голубкин, надкусывая последний пончик и слизывая с пальцев сахарную пудру. — Чтобы я рекламировал спортивную одежду или в кино снимался, на ролях первых любовников? Кажется, по бабам не бегаю, не пью по будням, деньги домой приношу… Работаю как вол, уж и поесть нельзя!»

Он развернул папку. На картоне осталось жирное пятно от пальца, но это было не важно — на всех его папках значились такие отметины. В управе уже знали, что эти папки — «голубкинские». Это было что-то вроде личной печати.

«Три дня назад, в среду, мы с Жанной виделись в последний раз. С тех пор — тишина. Она никак не проявилась, Алла молчит, к Федору не лезли. И все-таки, что мне с ней делать? Заявления на нее никто писать не собирается. А две попытки убийства — были! Девчонка жутко ревнивая, могла приложить по голове — заметим, по голове! — ни за что. Была влюблена в этого чертового Боровина. И что в нем нашла? Труп я видел, ничего особенного. Мужику за пятьдесят, внешность заурядная. Интимных отношений с ним не было, сама признала. Может, при жизни чем-то особенным отличался? Любовь, любить велящая любимым…»

Голубкин с грустью вспомнил купленную на днях книжку — Борис Савинков, «Записки террориста», и вздохнул. Когда-то он ее прочитает? Уж точно после Нового года.

— Алла? — Он с радостью убедился, что девушка жива и здорова. Ее голос звучал весьма бодро. — Узнала?

Конечно, она узнала его и также была рада слышать.

Нет, у нее все хорошо. Нет, никто больше не приходил, никто не звонил. Жанна? С тех пор она ее не видела.

Чайник купила новый, тому — конец. А кстати, Петр Афанасьевич спокойно может завернуть к ней на чашку чая.