Первые бои добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков

Ушли из Екатеринодара под давлением значительных сил красных, под сосредоточенными ударами вдоль четырех линий железных дорог: Черноморской, Тихорецкой, Кавказской и Новороссийской, и лакомый кусочек – сердце Кубани – ценою огромных потерь достался врагу. Защищать Екатеринодар при отсутствии снаряжения, рискуя разрушить город и уничтожить значительную часть населения, – смысла не было. Необходимо было сохранить здоровое ядро белых бойцов, отсидеться, а тогда снова начать борьбу за овладение потерянными пространствами и за восстановление попранных человеческих прав.

В поисках Донского отряда, уходя от преследования красных и натыкаясь всюду на вражеские силы, естественные преграды и терпя неудачи, мы кружили за Кубанью, достигая Кавказских предгорий среди черкесских аулов и «великорусских» станиц. Но оттуда мы снова вернулись, чтобы вдруг продемонстрировать свою силу перед Екатеринодаром и засвидетельствовать оставленным на произвол большевиков мирным жителям о своем существовании. Кошмарные бои, с потерями и безнадежностью на будущее для нас, тревожные ночи для жителей в результате принесли какой-то плод: вероятно, об этих боях услышал Корнилов.

Еще раз произведя демонстрацию, мы двинулись в горы, где поджидавшие красные начали сжимать нас со всех сторон. Казалось, выхода больше не было. Уже цепи красных, охватывая отряд, приближались к сгрудившемуся в ложбине обозу, когда вдруг все, как один, движимые какой-то непонятной силой, бросая скарб и телеги, бросились навстречу красным: оказывается, весть о приближении Донского отряда, внезапно распространившаяся среди кубанцев, достигла обоза и превратила его в действующую единицу. Спускавшиеся в лощину цепи красных, не ожидавшие больше отпора, отхлынули и исчезли. Путь на соединение с Корниловым оказался открытым. Обе части будущей Добровольческой армии слились в одно целое, были встречи братьев, друзей, однокашников, казалось навсегда утерянных.

Слияние практически совершилось в станице Ново-Дмитриевской, взятой Донским отрядом в тяжелом бою. Две боевые силы, как две сестры, родившиеся в степях, одна – Дона, другая – Кубани, должны были оставить свои казачьи станицы произволу красных. Обе они ушли в поисках; первая – Кубани, другая – просто спасаясь от уничтожения. Донская армия проделала, считая часть территории Донской области, более долгий путь от Ростова до места встречи, чем армия Кубанская, которой не было иного пути, как горы. У первой был лишний шанс, идя на Кубань, найти сестру по оружию; сначала на Екатеринодар, а затем, узнав о его сдаче, в поисках кубанцев. От слияния обеих частей как раз в момент самых тяжелых испытаний их самостоятельного существования, когда казалось, что и сама природа противилась этому, образовалась мощная Добровольческая армия. Здесь, собственно, Кубанский отряд и вступил в 1-й поход, начатый Донским отрядом в Ростове.

В эту тяжелую ледяную ночь, так сильно и красочно описанную еще раз марковцами в книге полковника Павлова, красные благоденствовали в теплых избах, не думая уходить. Присутствие их в Ново-Дмитриевке, мешая нашему развертыванию, оставалось бы также постоянной угрозой Добровольческой армии. К тому же нужен был отдых перед новым походом и промерзшим бойцам. «Внутренний враг» в виде насекомых стал заедать невыносимо, и не было возможности от них избавиться, не переменив белья, не постирав наскоро и не вымывшись.

В ветреную и морозную ночь части Добровольческой армии по горло в ледяной воде перешли разлившуюся речку и ворвались в станицу. Красные в панике бежали, а солнечное утро приветствовало отдохнувших добровольцев, начавших смертный бой с насекомыми.

После слияния отрядов главнокомандующим стал генерал Корнилов. Генералу Покровскому был дан незначительный пост, но были признаны его заслуги. Отчасти этим была сглажена острота отношений между обеими частями армии и частично скомпенсирована несправедливость по отношению к новому молодому генералу. Безусловно, что здесь сделана была ошибка, так как в угоду штабу была принесена в жертву насущная необходимость в стойких командирах, один за другим гибнувших из-за неудержимой своей храбрости. Генерал Покровский блестяще справился с поставленной ему задачей и заслужил, конечно, более справедливого к себе отношения. К тому же он был облечен доверием Кубанского правительства и атамана генерала Филимонова.

Время шло, надо было действовать, а поэтому армия вскоре двинулась в поход. Хотя рядовым бойцам еще не была ясна цель начатого движения, но с появлением станицы Георгие-Афипской для офицеров, бывших уже ранее здесь, цель похода – Екатеринодар – не могла дольше оставаться тайной. Мы остановились в виду железнодорожной станции в ожидании известий от частей, посланных на переправу через реку Кубань у Елизаветинской. Здесь произошла совершенно непредвиденная второстепенная операция, стоившая нам массы артиллерийских снарядов. Правда, она помогла быстрому занятию станицы и станции Георгие-Афипской, но дорогой ценой, что и дало себя знать при самой осаде Екатеринодара, когда там именно не хватило снарядов.

В эти дни тяжелых операций, при отсутствии связи между отдельными частями, нашу армию продолжал преследовать злой рок. После первых успешных продвижений начались неудачи. Пали лучшие из лучших, а численность армии сократилась вдвое. Среди самых тяжелых потерь были полковник Нежинцев и сам генерал Корнилов. Остававшиеся еще в живых под ураганным огнем опомнившегося противника готовились к последнему штурму. Все, способное носить оружие, должно было быть двинуто в бой. Наличный состав артиллерии сократился до минимума. Остававшиеся при пушках, неся потери, бессильно наблюдали бой и изредка выпускали по снаряду, получая в ответ ураганный огонь. Наводчик 2-го орудия будущей Марковской батареи упал, пораженный пулей в глаз. 1-е орудие было продвинуто в ложбину, достаточно скрывавшую его присутствие. Его меткой стрельбой была значительно ослаблена деятельность бронепоездов противника. Капитана Шперлинг со своим биноклем умел выбрать стоящую лишнего выстрела цель. Его личная храбрость не подлежала сомнению, а его близорукость придавала ему ореол героя: без бинокля он мог влететь в цепи противника, а с биноклем обычно обнаруживал обход. Часто он должен был отстреливаться на картечь от неожиданно появившихся красных, которых он не заметил или принял за своих. Лишь один раз в 1-м походе стрелял он по-настоящему, без бинокля, когда он в ночной темноте с десятка шагов поразил паровоз красного бронепоезда под Медведовской и выдержал ответный беглый огонь в продолжительной артиллерийской дуэли на картечь. Его превзошел тогда в деле храбрости только один генерал Марков, лично захвативший половину этого бронепоезда, бросив в классный вагон ручную гранату. Это он снабдил нас снарядами, захваченными здесь же в большом товарном вагоне этого «ночного чудовища». Артиллерия была снова вооружена, а армия и ее обоз благополучно пересекли полотно, продолжая свое смертное шествие на Дон.

Оканчивая это изложение, написанное по памяти почти через полвека после событий, я прошу прощения за случайные неточности, вкравшиеся здесь. Всех, интересующихся строгим формальным разбором операций, видимых «сверху», я отсылаю к книге марковцев, а также,