Лунная опера - Би Фэйюй

Одна женщина, что работала в киоске на первом этаже дома, услышала странные звуки и, вытянув шею, пробормотала:

– Что это там такое происходит?

Ее муж, который как раз пересчитывал деньги, не поднимая головы, вздохнул и отреагировал:

– Да просто ремонт.

В полдень «жемчужина», что находилась внутри Сяо Яньцю, выкатилась. Началось кровотечение, но боли прекратились. Никаких болезненных ощущений и легкость во всем теле, до чего же пьянящими казались эти минуты долгожданного освобождения! Сяо Яньцю измоталась на нет. И теперь, лежа на кровати, она смаковала это смешанное чувство опьянения, легкости и утомления. Это был особый мир удовольствия, легкость оказывалась прозрением, утомление – красотой.

Сяо Яньцю уснула.

Она не знала, как долго длился ее сон; чего ей только не наснилось за это время, какие-то обрывки, зыбкие и подвижные, словно блики луны на воде, они никак не восстанавливались в памяти. Сяо Яньцю понимала, что все это сон, но никак не могла проснуться.

Громко хлопнула дверь, с работы вернулся Мяньгуа. Сегодня вечером он вел себя как-то странно, все валилось у него из рук, словно что-то ему мешало. Мяньгуа швырял и бросал все, что ни попадя, в разных местах то и дело раздавался грохот. Сяо Яньцю хотела было подняться и сказать ему что-нибудь, но из-за слабости решила оставить свои попытки. Повернувшись на другой бок, она продолжила спать.

Сяо Яньцю осознала всю серьезность положения дел в их семье. По правде говоря, в моменты, когда приходит такое осознание, дела зачастую уже заходят слишком далеко. Первой завела разговор дочь. В тот день вечером она специально выждала момент и, зайдя в санузел, спросила Сяо Яньцю, что в последнее время происходит с папой. На ее лице было написано полное непонимание, между тем, когда ребенок делает такой вид, это зачастую свидетельствует совершенно об обратном. Этот ее вопрос отрезвил Сяо Яньцю, во взгляде дочери она прочитала собственную растерянность, а также скрытую опасность для семьи. На следующий день сразу после репетиции она собралась с силами и поплелась на рынок, где купила большую курицу, а также нарезанный пластиками американский женьшень. На улице сейчас такой холод, а Мяньгуа с утра до вечера стоит на ветру, надо бы подпитать его. Да и ей самой подпитка не помешала бы. А уже после такой трапезы Сяо Яньцю обязательно с ним обо всем хорошо поговорит.

Когда Мяньгуа вернулся домой, лицо его было практически фиолетовым от холода, это все зимний ветер. Сяо Яньцю вышла его встретить. Она совершенно не осознавала, что определенно перегибает палку, изображая пылкость, ее поведение никак не вязалось с уже сложившимися у них привычками. Мяньгуа подозрительно взглянул на жену, в его отведенном взгляде отразилось еще больше подозрения. Дочь издалека посмотрела на родителей и предупредительно убралась в лоджию делать уроки. В гостиной остались только Сяо Яньцю и Мяньгуа. Сяо Яньцю бросила взгляд на лоджию, затем налила тарелку куриного супа и поставила ее на обеденный стол. Точно хозяйка низкоразрядного кабака, она стала приставать с уговорами:

– Покушай, на улице похолодало, давай-ка подкрепись. Куриный супчик, да еще и с американским женьшенем.

Мяньгуа, погрузившись на диван, не шевелился, только закурил. По его груди можно было заметить, что он усмехнулся, между тем на его лице вместо улыбки отразилось выражение некоторого удивления. Мяньгуа отбросил зажигалку на чайный столик и пробормотал:

– Подкрепись. Куриный супчик, да еще и с американским женьшенем. – Подняв голову, он продолжил: – что подкреплять-то? Если в такие холодные дни меня все равно по ночам гонят нарезать круги на улице?

Эти слова были оскорбительны. Сказав их, Мяньгуа сам понял это. Услышать такое было более чем неприятно, выходило, будто супруги жили вместе только ради постельных дел. Такое замечание укололо Сяо Яньцю в ее самое больное место. На самом деле Мяньгуа сказал не подумав, просто был не в духе, и эта фраза сама сорвалась с языка. Желая смягчить ситуацию, он решил улыбнуться, но на этот раз улыбка вышла еще более неправдоподобной, лицо перекосила зверская гримаса. Сяо Яньцю словно с головой окатили холодной водой, на поверхность вылезла самая неприглядная сторона их жизни. Сяо Яньцю стерпела.

– Не хочешь, как хочешь, – только и сказала она.

После этого она посмотрела на лоджию, ее глаза встретились с глазами дочери, но та тут же отвела взгляд, задрала голову и сделала вид, что о чем-то задумалась.

8

Генеральная репетиция прошла очень успешно. Большую часть спектакля играла Чуньлай. Только уже ближе к концу небольшой отрывок исполнила Сяо Яньцю, спев заключительную арию. Это было выдающееся событие – игра на одной сцене наставницы и ее ученицы. Бинчжан сидел во втором ряду зрительного зала, он старался не выказывать эмоций, внимательно наблюдая за представительницами двух поколений цинъи. Он испытывал сильный душевный подъем, чувства готовы были вот-вот вырваться наружу. Бинчжан перекинул ногу на ногу и без конца отбивал ритм пятью пальцами, напоминавшими спустившихся с гор веселых обезьянок. Ведь что из себя представляла их труппа несколько месяцев назад? А сейчас у них появился свой спектакль. Бинчжан радовался и за коллектив, и за Чуньлай, и за Сяо Яньцю, но за себя он радовался больше всего. Теперь у него были все основания, чтобы поверить в свою самую большую победу.

Сяо Яньцю не смотрела, как выступает Чуньлай, она сидела одна в гримерке и отдыхала. На самом деле ее ощущения нельзя было назвать однозначно приятными. Потом Сяо Яньцю пошла на сцену, где сразу начала исполнять арию «Лунные чертоги». Эта ария начинается после того, как Чанъэ, совершив побег на Луну, попадает в заточение в лунные чертоги. Во всем спектакле это самая длинная и красивая ария, ее напев эрхуан начинался со спокойного темпа маньбань, перетекающего в юаньбань, на смену ему приходил люшуй, который сменял иянский напев. Общая продолжительность арии составляла пятнадцать минут. Чанъэ оказывается в царстве небожителей, она уже миновала Млечный Путь, теперь звезды приблизились вплотную, и Чанъэ взирает сверху на мир людей. Ее душу терзает одиночество, а безграничные дали только усиливают чувство опустошенности. По милости Неба эта опустошенность проистекает из досады на то, что она сожалеет о содеянном. В ней одновременно борются, не уступая друг другу, раскаяние и одиночество. А вокруг темная, как ночь, Вселенная, мерцающие звезды и безбрежная пустота на века. Человек сам себе враг, все его помыслы не о том, чтобы быть человеком, а о том, как бы стать бессмертным. Человек является причиной, а отнюдь не следствием самого себя. Ах, человек, человек, где же ты? Ты так далеко, ты там, на земле; опустив голову, ты погрузился в думы. Люди вечно ошибаются со снадобьем, из-за чего потом уже не в силах вернуться в прошлое, взирают на все со стороны. У Чанъэ была такая судьба – выпить не то снадобье, это была судьба женщины, судьба человеческого существа. Такова уж людская доля: из ста лет отмеренного жизненного пути трудно получить тысячу.

В самом конце напева эрхуан исполнялся танец под флейту. В нем Чанъэ с флейтой в руках, якобы захваченной из земного мира, постепенно возносится ввысь, окруженная летающими вокруг небожительницами. Находясь в окружении фей, Чанъэ изображает беспомощность, страдание, раскаяние, безысходность и растерянность. Данная картинная поза завершает весь спектакль «Побег на Луну», после чего опускается занавес.